А знаете, когда мы впервые сказали друг другу «Я тебя люблю», всё пошло кувырком. Её избили на складе на площади Каллисти. Я её штопал в судовом лазарете. Кровь повсюду, мы оба в полуобморочном состоянии из-за голода и адреналина. Один её зуб выглядел так, словно вот-вот выпадет. Я обвязал её голову своей рубашкой, чтобы ткань впитала бо́льшую часть крови. Она сказала: «Он меня пнул прямо в челюсть», и в ту же самую секунду я сказал: «Я тебя люблю». Она рассмеялась и поцеловала меня. Водонапорная башня Каллисти взорвалась. И после этого мы всегда говорили: «Я тебя люблю прямо в челюсть». И вот так понемногу, по чуть-чуть, двое неприкаянных стали парой.

Господи Иисусе, я о том скучаю и об этом, но её голос слышу прямо сейчас так же чётко, как в тот раз, когда мы разговаривали под звук дождя, и мох окружал нас, тихий и мягкий, как подступающий сон.

Я причиняю вам неудобство?

ЦИТЕРА: Должна признаться, вы очень… искренний человек.

ЭРАЗМО: Хорошо. Хорошо. Я этому рад. Раз уж вам неловко, я хочу продолжить. Раз уж вы сконфужены из-за того, что вынуждены меня слушать, – ибо вам надлежит конфузиться.

Я проснулся в четыре, как будто меня разбудило выстрелом. Северин храпела рядом со мной. Или нет, не совсем храпела. Она как будто щёлкала зубами, потом вздыхала, потом издавала тихий звук, как будто ей не хватало воздуха. Когда я впервые это услышал, подумал, что она умирает. Ну да ладно. Знаете, иногда бывает так, что ты просыпаешься и понимаешь – всё, каюк, больше не уснуть? Вот так оно и вышло. Так что я встал и отправился в бар. В хороших отелях бар никогда не закрывается, а я удостоверился в том, что «Вальдорф» – хороший отель, когда наши снабженцы занимались бронированием. Я отправился в бар. Я хотел заказать себе «розовую леди». Мой любимый коктейль. А у вас есть любимый коктейль?

ЦИТЕРА: Неразбавленный бурбон.

ЭРАЗМО: [смеётся] Это потому что вы ужасный человек. Я считаю, в баре нельзя заказывать ничего «неразбавленного». Налейте себе пару стопок дома, бесплатно – для этого не требуется никакое мастерство. Пусть миляга-бармен покажет класс хоть самую малость! Ну так вот, мне нравится «розовая леди». Я его заказываю на каждой планете, на каждой задрипанной луне. Не существует двух одинаковых «розовых леди». Вы знали, что на Нептуне их делают с солёной водой? Омерзительно, и в то же время чудесно. Они все чудесные. Я серьёзно. Все и повсюду. Солёный гренадин, и тот чудесный. Итак, я спустился в бар, и там за стойкой сидел мой кузен Гораций, который уже заказал для меня выпивку. У нас с ним всегда так было. Когда мы в детстве ночевали друг у друга в гостях, нам вечно одновременно снились кошмары, или мы вставали в одно и то же время, чтобы отлить.

В холле видавший виды маленький граммофон с присвистом пел нечто под названием «Над радугой» [42]. Никогда раньше эту песню не слышал. Гораций подтолкнул бокал в мою сторону и сказал: «Судя по всему, в венерианском рецепте присутствует некое подобие джина, которое они готовят из этого белого мха; гренадин из фрукта шочипилли, у которого из общих с гранатом свойств только красный цвет; взбитые мальцовые сливки; и примесь грейпфрута, который – потрясающе! – оказался настоящим». Гораций предпочитал «писко сауэр». Ринни лишь недавно вняла моей несказанной мудрости. Она принялась отслеживать вариации «буравчика».

«Розовая леди» была ничего так. Пряная. С ноткой плесени. Мы некоторое время пили и глядели на сумерки снаружи. Осенний свет на Венере – всё равно что подарок кинооператору, завёрнутый и перевязанный бантиком. Золотой час [43], который длится целый год. Не надо ждать полпятого вечера, когда солнечный свет безупречен. Венера великодушна. Снимать можно допоздна или с раннего утра, как хочется, и всё равно у тебя будет нужный свет.

Я спросил Горация: «Ну что, есть у тебя теории? Прежде чем мы начнём. Я ставлю на психа-ныряльщика, убийцу с топором. Он всех порубил и скормил угрям».

Гораций улыбнулся. Есть две вещи по поводу улыбки Горация: только в такие моменты можно хорошо рассмотреть маленький шрам на его щеке, куда воткнулся мой игрушечный дротик, когда ему было восемь, и ещё когда он улыбается, то становится больше похож на моего отца, чем я сам.

«Пришельцы, – сказал он. – Логично предположить, что рано или поздно мы должны с ними столкнуться. Ну, ты же понимаешь, речь не о китах. Они не считаются. Они на самом деле ничего не делают. Я намекаю на подлинных пришельцев, которые ходят и разговаривают, жалуются на погоду. Пришельцы – или Канада. Тот сектор целиком – спорная территория. Может, Оттава устроила какую-нибудь тактическую ерунду. Крестьяне не хотели съезжать? Чем тратить силы на цивилизованный разговор, лучше их всех устранить».

А потом нам в голову пришла идея пробежаться, пока остальные ещё спят. У нас не было правильной обуви, но мы трусцой пробежали всю Идун-авеню, до самого устья реки. Окунули ноги в красную воду. У Горация от ног ужасно воняло. Всегда так было.

ЦИТЕРА: Кажется, мы слишком отдалились от темы.

ЭРАЗМО: И что такого? Вы же сами сказали, чтобы я всё описал «своими словами». Вот такие у меня слова. Берите что дают, или вовсе останетесь ни с чем.

Ну ладно. Включу ускоренную перемотку. Перебьётесь без братского завтрака на берегу.

Айлин Новалис встретила нас у причалов Потоса в девять ноль-ноль, с четырьмя гондолами. Ей полагалось так же страдать от похмелья, как и всем нам, но по виду это было незаметно. Даже в самую трудную минуту Айлин никогда не выглядела усталой или потрясённой. Она оказалась лучшей актрисой из всех, кого я когда-то встречал. Чистенькая, сияющая, готовая отправляться в путь – такой выглядела Айлин. Родилась и выросла на Венере, в секторе Айдзэн-Мё. Проводником работала десять лет. В своей области была лучшей. Готов поспорить, что если бы Айлин разбудили глубокой ночью, под одеялом на ней обнаружились бы рабочие ботинки. Её волосы были стянуты в милый хвостик и собраны в узел, который только с виду казался сложным. Я позже, в лагере, видел, как она причёсывалась. Со стороны она выглядела учительницей, готовой отвезти всех нас на экскурсию в аквариум. «Поглядите на этих симпатичных рыбок! Давайте посчитаем, сколько тут разновидностей! Раз, два, три… не трогай стекло, Джордж…»

Мы погрузились на гондолы. На Венере не стоит и пытаться путешествовать сушей – она сплошь грязь да ил. Ушла целая вечность на то, чтобы сделать немногие существующие города пригодными для жизни. Но вода течёт повсюду. Гондолы на самом деле не похожи на гондолы – полагаю, их так называют из-за какого-то древнего каламбура на тему сходства между Венерой и Венецией [44], но они всего лишь типовые лодки для заболоченных водоёмов, с поплавками и подвесными моторами, а также с абсурдными изукрашенными носами – как будто кто-то вот-вот выскочит из-под брезента и начнёт петь «О соле мио».