У меня не было даже мгновения на выбор, какой купол экстренно усилить, пустую обманку или большой, подсознание выбрало за меня. Три дополнительных слоя накрыли наших пленников, оставив мне лишь воспоминание о недавно использованном накопителе.

Последним усилием я подняла сферу в небо, так высоко и быстро, как только сумела, и осела на дно, торопливо отыскивая в пенальчике новый камень.

– Подлецы… – яростно зашипел за спиной Эстен, и я приподняла себя лианой, желая хоть что-то рассмотреть.

Зря. Такие вещи лучше никогда не видеть, иначе потом они начнут приходить в страшных снах и чудиться в обычных всполохах летних гроз.

Под нами бушевал бешеный смерч, огромным черным веретеном метался по прекрасному недавно саду, выдирая кусты и деревья, круша статуи и беседки. За ним победным шлейфом летали какие-то доски – кажется, ставни или двери, несколько деревьев, куча разного неопознанного мусора и даже животное: то ли собака, то ли овца.

– Бездари… неучи… – расстроенно буркнул Гесорт и вдруг уставился на меня: – Ты его чувствуешь? У вас амулеты связаны.

«Надо же, какие секреты иногда вскрываются», – сердито пыхтела я, пытаясь понять, как, откуда и что именно я должна ощущать. Может, королевский амулет должен нагреться либо, наоборот, остыть? Или я испытаю чужую боль, или… Вот никакого «или» мне почему-то даже представлять не хотелось. От одной попытки подумать о чем-то плохом в душе вскипало стойкое отвращение, как ко всяким червякам.

И потому я была несказанно рада, когда Эст вдруг закричал:

– Вон он, вон! Гина, давай туда, его же сдует!

Вот теперь и я видела Ренда. Он стоял в приоткрытой сфере, как в лодке, и спокойно обстреливал жезлом башню, откуда прилетел проклятый смерч. Она тоже пострадала, потеряла часть крыши и ограждения балкончиков, но еще держалась.

И безрассудные глупцы, которым хватило ума выпустить на волю неподвластную им силу, тоже пока еще были живы. И даже пытались огрызаться, бросая в ответ на точные удары командира различные боевые заклинания вроде ледяных стрел и ядовитых облаков. Судя по количеству снарядов и тому, как они сменялись, – остатки заклятий, бывших когда-то в жезлах. Значит, ими уже кто-то пользовался, и думать, кто и когда, пока не хотелось.

– Смерч! – выкрикнул Стай, отвлекая меня от наблюдения за боем, и, резко оглянувшись, я увидела летящую на нас верхнюю, жидкую, как плеть, часть веретена. Она не держалась вертикально, а рыскала из стороны в сторону, отыскивая себе добычу, будто язык жадного шептуна.

Каким-то необъяснимым чудом мне удалось увернуть от нее свое невидимое судно и сбежать из опасной зоны, а затем завести сферу за надежно защищающий от бушующей стихии донжон.

А едва оказавшись в безопасности, я в тревоге оглянулась на крышу, над которой несколько секунд назад сражался Ренд, и обмерла от страшного предчувствия. Теперь там никого уже не было.

Ни напарника, ни пособников герцога.

Острая боль родилась где-то внутри, стиснула грудь, не давая ни говорить, ни даже дышать. А затем взорвалась в мозгу страшным подозрением и в один миг словно вывернула наизнанку и перетряхнула все мои тайные и явные мысли, убеждения и сомнения, воспоминания о прошлом и надежды на будущее. И когда они так же моментально, как под действием магии, вернулись на место, я стала уже другим человеком.

И эта, новая, Элгиния знала совершенно точно, как смешны и наивны были рассуждения и обиды прежней глупышки Гинни, как сильны были в ней предрассудки и чужие правила, как слепа и глупа она была, не веря в очевидное и не замечая подсказок друзей и наставников. Начиная с Альми и кончая Манефой.

Вот они сразу поняли, что нельзя перестать любить, если в душе горел истинный огонь святой, самозабвенной любви, которая осветит самую темную ночь и скрасит самый ненастный день. И поймет все невысказанное, и простит все содеянное сгоряча или по неведению… как Изеттия простила Альгерта.

Это понимание пришло враз, словно кто-то зажег в моем мозгу яркий светильник, а в следующий миг я уже уверенно вела сферу вверх, чтобы повесить прямо над парком.

Смерч еще кружил по нему, но явно ослаб, все тяжелее таская свое темное чрево, куда собрал все и всех, кого смог. И первым делом я желала убедиться, что среди его трофеев нет Ренда. Огромный щит, подобный тому, каким ловила винтов, взял энергию двух кристаллов, но я больше не берегла их и не думала, как буду отчитываться.

– Гина? – осторожно спросил Стай, приглядываясь к моим действиям.

И больше не произнес ни слова, да они и не нужны были. Трудно не понять после стольких лет тренировок, о чем он спрашивает.

– Беру командование на себя, – буркнула отстраненно и тихо, словно не совершала сейчас самый редкий из возможных тактических маневров.

Стай только крепче стиснул губы, зато Эст, наоборот, изумленно приоткрыл рот и вытаращил глаза. Видимо, не ожидал когда-нибудь услышать эти слова от меня.

Но мне сейчас было не до этого – слабеющее веретено, совершив вдоль парковой стены полный круг, неумолимо приближалось к нам, поглощая последние обломки и драгоценные секунды.

Ураган, казалось, не почувствовал вставшего на его пути щита, но я предварительно привязала тот сразу к четырем башням и донжону и теперь поспешно кастовала стягивающее заклинание. Смерч – не винт и вообще не живое существо, а ускоренный с помощью магии воздушный поток. И едва между ним и поддерживающим его ветром встала непроходимая стена, скорость ветра начала стремительно гаснуть. Подхватив сжавшимся щитом еще продолжавшие двигаться по инерции обломки, я бережно опустила их на искореженную лужайку.

– Стай, вы в парк, ищите живых! – Поставила рядом с этой кучей Эста и учителя, больше не беспокоясь за их жизни.

Обещанные пять минут уже истекли, и скоро здесь станет людно и безопасно, как в залах цитадели.

Ощущение, что мне просто необходимо оказаться за тянувшейся слева замковой стеной, появилось внезапно, когда я торопливо гнала сферу над тем местом, где недавно стояли помощники Патерса.

И пренебрегать этим зовом я не собиралась. Только глянула на еще державшийся купол, рядом с которым одна за другой возникали фигуры в сером, и резко бросила сферу вниз, на острые скалы.

Как вскоре выяснилось, почти отвесными они казались только сверху, со стены. А снизу, под скалой, громоздились совершенно непролазные завалы гигантских глыб и обломков, и мне очень не хотелось думать, что Ренд валяется сейчас где-то среди этих камней. Поэтому я немного придерживала свободно падающую сферу, прислушиваясь к внутреннему маячку и бдительно рассматривая трещины, уступы и чахлые деревца, неведомо каким чудом державшиеся на этой крутизне.

Понимание, что дальше опускаться не нужно, пришло как раз в тот момент, когда я заметила что-то подозрительное в мелькнувшей немного в стороне узкой, всего в два локтя шириной, расщелине.

Что именно там было, сразу не поняла, но сферу мгновенно остановила и начала потихоньку подниматься, стараясь не пропустить это место. И едва не закричала от стиснувшего сердце горя, рассмотрев свисающую из трещины человеческую руку.