заинтересовался из будущего, но нам-то какая разница?

— У меня нет конкретных фактов, честно предупреждаю. Всё на уровне предчувствий, ассоциаций…

— Ну, мы-то в курсе, что они рулят. Так что давай, не тяни кота.

Двумя этажами ниже скрипнула дверь подъезда. Лёгкий сквозняк пронёсся над лестницей, но наверх никто не поднялся. Анна, глядя в пролёт, придвинулась к Алексею.

— Всё нормально, — сказал он. — Видишь — никого нет.

Она привстала на цыпочки и зашептала ему на ухо:

— Сейчас подумала — вдруг за нами следит тот «призрак» с вокзала? Поэтому и не трогает… Вспомни, он как минимум трижды уже мелькал недалеко от нас… А сегодня вечером, на перроне, вообще стоял в нескольких шагах. И если бы не бандиты, мы его так и не разглядели бы…

— Ну, теоретически…

— Он, скорей всего, тоже информацию собирает. Но, например, не знает наверняка, на что обратить внимание. Для этого мы ему и нужны… Может, он и сейчас стоит под нами, на лестнице, и всё слушает. Или не сам стоит, а жучок какой-нибудь запустил в подъезд…

Алексей хотел возразить, что это уже похоже на паранойю, а мега-техника в арсенале у «призрака» наверняка добыла бы сведения и без «попаданцев», которые тычутся наугад. Но заглянул в её испуганные глаза и сказал иначе:

— А вообще ладно, потом обсудим, когда появятся факты. Или хотя бы внятные доводы. На сегодня — отбой.

Они вышли из подъезда, поймали тачку и через пару минут уже подкатили к дому, где снимали квартиру. Алексей покосился на ларёк со спиртным, стоявший поблизости.

— Себе можешь взять, — сказала она. — Я пиво не люблю, а водку вообще не пью. Тошнит от неё заранее.

— Это я уже понял.

— Я разве что вино, если по чуть-чуть.

— Вот как раз вино тут лучше не брать. Если оно и есть, то такая дрянь забодяжена, что даже я не рискну.

— Да, это показатель.

— Будешь подкалывать — возьму спирт.

— В каком смысле — спирт?

— В прямом, питьевой. Одно время он в ларьках продавался. Может, и сейчас есть.

— Вы совсем с ума посходили.

— Ну, не без этого.

— А давай ты чаю со мной? На кухне полпачки видела днём.

— Верёвки из меня вьёшь.

Так и не подойдя к ларьку, они поднялись в квартиру. Юркнули в дверь и сразу её захлопнули, чтобы коварный «призрак» не просочился следом. Это было настолько глупо, что даже Анне стало смешно.

Заварили чай, нарезали сыра и колбасы. Алексей притащил на кухню газету с телепрограммой, валявшуюся на телевизоре. Анна спросила:

— Будешь футбол смотреть?

— Смысла нет, голландцы уже сыграли. Ностальгирую просто, ищу знакомые фильмы. Вот хотя бы «Притворщик» — сейчас начнётся, без десяти одиннадцать. Прикольный сериал.

— И про что?

— Детали забыл, но примерно так — в каком-то полулегальном научном центре держат гениального чувака. Ну, вроде как подопытного. Но он оттуда сбегает и, чтобы скрыться, всё время меняет личности. Ездит по Америке, притворяется людьми разных профессий — врачом, кажется, конструктором и так далее. Всё ему удаётся, потому что он суперумный.

— Да? Ну, допустим… А по другим каналам?

— «Детектив Нэш Бриджес» — полиция, криминал, все дела… «Американский кикбоксёр» — ну, тут понятно, про мордобой. Смотрел, кажется, в своё время, но ничего не запомнил. Проходной, скорее всего, фильмец, категория Б.

— Да уж, — сказала Анна с сарказмом, — выбор на любой вкус. Мордобитие, криминал и опыты над людьми. Замечательная программа на вечер.

— А ты бы что предпочла? Бытовую драму про доярку и комбайнёра на фоне перевыполнения плана? Чё-то я сомневаюсь… Пойми меня правильно, я уважаю и доярок, и комбайнёров. Они для страны в десять раз полезнее, чем я, например. Без них мы даже пожрать не купим, на них всё держится. Но речь-то сейчас всего лишь о развлекательных фильмах. И комбайнёр после смены включит не кондовый соцреализм, а боевичок, если будет выбор. А доярка, например, «Санта-Барбару», которую сегодня тоже показывали. Ну, или они вместе глянут «Притворщика»…

— Все эти фильмы и сериалы — американские, так ведь? А почему не наши?

— Да потому, что американцы в массе своей снимают кино для зрителя. Развлекают. Это не означает, конечно, что всё у них зашибись. Сплошь и рядом выходит полная лажа, низкопробная хрень. Ну а если фильм высокобюджетный, то сценарий иногда переписывается чуть ли не десять раз — продюсеры хотят не историю рассказать, а просчитывают зрительскую реакцию буквально по эпизодам. Но общий принцип все знают чётко — решает публика. Если она не купит билеты, киностудия разорится.

— А у нас? Ну, в смысле, у вас?

— Пока был Союз, государство всё финансировало. Это идёт на пользу, если тема серьёзная и масштабная. А если что-то попроще? Контент, который должен развлечь народ? Но и тут государство хочет, чтобы соблюдалась линия партии. А кассовый успех — дело второстепенное. Получается пресловутый соцреализм. И если вдруг в его рамках режиссёр умудряется извернуться, народ просто валом валит. Та же «Бриллиантовая рука» или «Москва слезам не верит» — до дыр засматривались в кинотеатрах. Потому что сделано для людей, а не для худсовета. Но самое забавное началось в перестройку…

— Не поняла.

— Ты просто вообрази ситуацию. Советская власть ещё существует и даёт деньги на кинопроизводство — но снимать уже можно всё! Потому что гласность. И вот на государственные деньги снимают антисоветчину, а то и почти порнуху. Но режиссёры были довольны, да.

Она посмотрела на него с недоверием:

— Чем глубже погружаюсь в ваш мир, тем более абсурдным он кажется. На всех уровнях, от микро до макро. Удивительно просто, что всё это существует в реальности…

— Есть такое.

— Ладно, уговорил — пойдём, что ли, поглядим твоего «Притворщика».

Взяв тарелки с едой и чай, они перебрались в комнату, к телевизору. Увидев исполнителя главной роли, Анна сказала:

— Красивый парень. И взгляд у него действительно умный.

— А у меня?

— Дипломатично молчу.

Но больше всего её повеселила реклама в паузе. Она хохотала в голос, когда фотограф из ролика отвлёкся на минуту-другую, чтобы съесть шоколадку, а хитрые панды устроили у него за спиной феерический парный танец. Алексей тоже усмехнулся:

— Прямо про нас. Высматриваем, вынюхиваем, но ничего не видим. Хотя буквально под носом творится всякая дичь.

— Вот вечно ты всё опошлишь. За это — сам идёшь мыть тарелки. А я буду сибаритствовать.

— Так и быть.

Он сполоснул тарелки на кухне, умылся в ванной, а когда вновь явился к телеэкрану, Анна спала, свернувшись калачиком, и лицо её казалось во сне наивным, слегка обиженным.