страданиям невозможно привыкнуть, как ни старайся. Где бы он потом ни находился, треклятое дыхание смерти повсюду следовало за ним, выветриваясь из головы в лучшем случае к концу дня. Как всегда в таких случаях, он надевал маску саркастичного шута.

Он прицепил велосипед замком к металлической стойке и, покручивая ключи на указательном пальце, направился к входу в неброское здание с бетонным козырьком. Благотворительный фонд «Безграничная вера» – последняя обитель для измученных страданиями безнадёжно больных. Каждое посещение – проверка на устойчивость психики. Отодвинь заслонку, и отвращение будет соперничать со страхом за место в сердцевине разума. Ипохондрикам вход в сумрачные покои безысходности строго противопоказан.

Терпимый запах медикаментов ударил в ноздри, как только он переступил порог хосписа. Небылицы про смрад испражнений и вонь гниющих тел оставались на совести нерадивых газетчиков.

Много ли людей умирало от старости по так называемым естественным причинам? Или болезнь всегда добиралась раньше, чем старуха с косой? Или старуха с косой считалась неотъемлемой частью перехода из живого состояния в мёртвое, независимо от причины? Религия за две тысячи лет дала ответы на многие вопросы, но не на все. Вера потому и слепа, что не требует доказательств.

– Тук-тук, Марина Сергеевна. – Денис почуял крепкий запах кофе прежде, чем увидел старшую медсестру. – Рядовой Калинин по вашему приказанию прибыл.

– Здравствуй, Денис. Заходи. Хочешь кофе?

– У меня от кофе давление барахлит, – отозвался он.

– В твоём-то возрасте? – удивилась женщина, которая каждый день проводила на передовой, соприкасаясь со смертью как с чем-то обыденным. Не все пациенты отделения паллиативной помощи находились в преклонном возрасте.

– Доживёте до моих лет, не только от кофе откажетесь, – подлил он пикантности в диалог. Шутить о возрасте в месте, где то и дело умирали пациенты, было неприлично, но он не смог удержаться.

– Ну насмешил.

– Стараюсь, Марина Сергеевна. Для меня есть отдельные поручения или я могу садиться за фортепиано?

– Ты особый волонтёр, Денис, в комнате отдыха всё готово для концерта. Я дам поручение обойти все палаты.

– Спасибо. Сегодня выступление продлится минут сорок. Я обещал Старику, – на мгновение Денис замешкался, – сыграть партию в шахматы. Он ведь ещё здесь?

Медсестра понимающе качнула головой.

– Спрашивал про тебя. Держится всем на загляденье. Ворчит, задирается и порывается сбежать. С ним не соскучишься. Люди военного поколения вытесаны из стали.

– Сбежать? Куда?!

– В том и дело, что ему некуда идти. Родных нет, зато есть последняя стадия рака. Риск обезвоживания, солнечного удара. А если заблудится и уедет за город? Я уж не говорю об обезболивающих препаратах, которые он здесь получает. Постарайся его не расстраивать.

– Вы же не можете его заставить находиться здесь, да?

– Только ему об этом не говори, пожалуйста.

– Я нем как рыба, – сказал Денис, думая про себя, что Старика можно считать кем угодно, только не дураком. – Разрешите идти выполнять боевое задание?

– Ступайте, Денис.

11

Волонтёры наравне с медсёстрами закатывали в комнату инвалидные кресла-коляски с немощными пациентами. Вскоре небольшое помещение наполнилось не только людьми, но и роляторами с ходунками. Выступления Дениса проходили с аншлагом. Он намеренно старался не запоминать лиц, сердце и без того сжималось от тягостной скорби. Не все присутствующие обладали морщинами и прошли положенный путь до конца. Онкология выбирала жертв, невзирая на возраст. О детском отделении, находящемся этажом выше, Денис не мог думать без содрогания. Всё собирался с духом, даже выучил когорту детских песен из советских мультфильмов, но пока не настолько очерствел, чтобы спокойно смотреть на угасающих детей. Заведующая не настаивала, понимая, что не каждый готов открыть забрало перед лавиной тёмных чувств. Куда комфортнее огораживать себя от страшных мыслей о предстоящей вечности. Да и не каждый заслуживал доверия быть допущенным к трепетным детским душам.

Сегодняшних зрителей объединял один жуткий факт – всем им оставалось жить от нескольких дней до нескольких месяцев. Ненасытный рак пожирал внутренности со скоростью голодной гиены, стирая мечты, надежды и планы на будущее. Кого-то положат в гроб и предадут земле. Кого-то кремируют, а прах развеют или будут хранить в нелепой урне.

Денис понимал лежащую на нём ответственность. Для кого-то звуки музыки могут быть последними. Последний бутерброд, последний поцелуй, последний вздох. Всё, что бывает в первый раз, бывает и в последний.

Будь у него выбор, какой альбом он бы взял на тот свет? С кем из знаменитостей хотел бы встретиться? Какие первые слова скажет отцу? Господи, ему сейчас столько же лет, как отцу в год смерти.

Для Дениса волонтёрство в фонде давало прекрасный повод задуматься о собственной жизни. О каждом потраченном дне. Каждом сделанном выборе и шаге. Хотел ли он закончить жизнь, пусть даже длиной в век, в хосписе? Однозначного ответа он дать не мог. Здесь облегчали страдания, заботились, готовили к принятию скорого конца, избавляя родственников больных от дополнительных мучений. Об излечении речь не шла. Но нить сомнений отторгала такой финал. В идеале он хотел умереть во сне крепким самостоятельным стариком лет восьмидесяти пяти, не причиняя неудобств домочадцам.

Серьёзный вопрос о создании семьи пока не стоял на повестке. В запасе ещё была пара лет. Найти покладистую, разделяющую его ценности девушку, пригодную для рождения детей, всё равно что искать иголку в стоге сена голыми руками. Интернет уничтожил традиции, стёр границы дозволенного поведения. Миллионы девушек поразил недуг испорченности, сдобренный хорошей порцией глупости. Таким старомодным парням, как Денис, приходилось туго в турбулентные времена всеобщей гонки за наслаждением.

Диана к категории кротких женщин не относилась. Наоборот, привыкла, когда с ней обращались как с фарфоровой вазой династии Тан[24]. Отсюда и шикарный пентхаус на крыше. Красота нередко поощряла избалованность, воспитывала высокомерие, а не жертвенность. Потребность женщины ухаживать за мужчиной нельзя долго имитировать, если она не исходит подлинно изнутри, а является брошенной в глаза пылью. Справедливости ради Денис отчего-то не засматривался на неуклюжих, разговаривающих матом толстушек. Так чем же он отличался от женщины, выгодно продающей свою красоту? Ничем, по сути.

Будучи идеалистом, Денис развешивал ярлыки направо и налево, добавляя себе ненужных страданий.

– У нас всё готово, Денис, – рука одной из медсестёр дотронулась до его плеча, вырывая из плена парадоксальных мыслей. В комнату с книжными шкафами и столами для игр вместе с медперсоналом набилось человек тридцать. Многим перевалило за семьдесят. Помимо дряблой кожи, седых волос, сгорбленных спин, Денис выделял то важное, ради чего и приходил, а именно: искренние улыбки на выжатых болезнями лицах.

Надетая голубая рубашка давала Денису право на некоторый пафос.