ее в длань Водяного потянулись тонкие струйки отвара. А как только последняя капля покинула ее уста, тут же взмолилась:

– Прости меня, мой царь, не справила твою волю, не совладала с царевной! Не смогла чужаков с земли нашей изгнать!

Она прильнула щекой к расслабленно опущенной на подлокотник руке хозяина и принялась ее безостановочно целовать:

– Прости! Прости, прошу, и наказывай, согласно разумению своему, как нужным посчитаешь! Все мне справедливо будет, за то, что подвела!

– Тщ-щ…

Водяной, разом остановив ее причитания, молвил тяжело, по-прежнему глядя лишь на царевну:

– Нет в том вины твоей. Коль ноша не по плечу…

Он провел перстом по шее и подбородку русалки, заставив ту враз разомлеть от столь нехитрых ласк, и Марья невольно представила ее преданным ручным зверьком в руках всемогущего хозяина.

– Морская царевна не сорожка болотная, с наскоку не совладать.

– Не с наскоку тоже.

Марья, устав от его самолюбования, громко вопросила:

– А потому говори, Водяной, почему меня через свои топи не пустил?

– Да, дерзости тебе не занимать, царевна.

Хозяин Камнетопи пригладил перстами усы и негромко рассмеялся. Впрочем, веселья в том смехе не было ни капли, а люди за спиной Марьи взволнованно переглянулись.

– Да вот только одно не пойму… – царь вод угрожающе подался вперед и, вперив в Марью тяжелый взор, вкрадчиво спросил:

– С чего я должен был пускать тебя, дочь врага своего извечного? Ту, что явилась в топи без спроса да приглашения. Людей смертных привела, навок сталью рубила, огнем жгла, да тем чуть всех со свету не свела? Неужто считаешь взаправду, что после такого я тебя хлебом-солью встречать должен? Да в своем ты ль уме, царевна?!

Голос царя вод с каждым словом становился все более грозным.

– Позабыла, никак, гляжу, царевна морская, что Камнетопь – не Окиян. Я на своей земле да в своем праве, а ты – чужая.

Водяной многообещающе покачал головой, не сводя с Марьи пристального, горящего яростью взора, – но та отступать и не думала и молвила надменно:

– Это ты, царь болотный, запамятовал, видимо, – все то, что своим считаешь, лишь Володыке морскому по праву принадлежит и одному ему лишь вовек принадлежать будет. А правишь ты здесь лишь оттого, что он позволяет покамест.

– Ах, позволяет, значит? – Водяной задумчиво опустил голову и глянул на царевну исподлобья. – А ты, стало быть, разрешение его явилась забрать?

– Нет, мне нынче до твоих луж дела никакого. Да и пришла б я разве с горсткой людей смертных, кабы царство твое болотное развалить решила? Просто сталось так, что путь наш через топи лег. Что до навок твоих – их бы и пальцем не тронула, коль вот она б их не науськивала.

Царевна кивнула на русалку, и та, потупив взгляд, пуще прильнула к длани своего царя.

– Науськивала, говоришь… – Водяной недобро усмехнулся в бороду. – Что ж, пусть так. С русалкою да навками ее ты сдюжила. Так чего же теперь желаешь?

– Вели Камнетопи пропустить нас, не чини препонов, и разойдемся с миром. До поры до времени.

– Предложение твое занятное, царевна, до только замест него я свое к тебе имею. Да куда более разумное и щедрое. Поворачивай назад и покинь мои топи, так, чтоб и духу твоего здесь не осталось. На все тебе – три дня кряду. После – всех погублю.

Водяной повел рукой, отсылая царевну морскую, точно мелкую сошку, и в жилах ее вскипела ярость.

– Да как ты смеешь, ротан болотный?! – она опасливо прищурила глаза.

– Смею. Ибо все, что округ видишь, – не владения твоего отца боле. Камнетопь не волей свободною, а по праву сильного у него отобрали, и не тебе, девка морская, здесь свои права выказывать. Так что поумерь пыл с дерзостью да благодарной будь, что я тебя за просто так отпускаю, после всего, что учудила.

Первым и единственным желанием царевны после подобного оскорбления было лишить Водяного его никчемной болтливой головы. Длань ее уже легла на рукоять меча, когда царевна вспомнила о людях за спиной. Их схватки с Водяным, как бы она ни закончилась, они вполне могли и не пережить, а такого допускать было нельзя. Уж кем-кем, но Ясным Соколом Марья рисковать не могла. Потому перста ее обреченно соскользнули с перетянутой гладкой кожей рукояти, и царевна уже собиралась согласиться на позорное предложение хозяина болот, когда вперед вдруг шагнул сам чародей.

– Разреши слово молвить, государь?

Голос Сокола, звонкий и ясный, колоколом зазвенел под сводами залы, и Водяной удивленно вскинул брови:

– Ну, говори, коль не шутишь, человече.

– Прощения я твоего просить смею. За то, что в земли в твои без спросу вторглись, что навок загубили…

Речью своей Сокол явно желал предупредить возможную схватку меж Водяным и морской царевной, но результат оказался прямо противоположным.

– Скажи… – царь вод молвил вкрадчивым голосом, – уж не тот ли ты самый чародей, что русалку мою полынью травил?

– Он! Он это, живодер проклятый! – обиженная речная дева, сверкая глазами, полными смеси ярости со страхом, зло зашипела.

– Я, – Сокол отпираться от очевидного не стал. – И за то я тоже прощения прошу. У тебя, царь водный, и у тебя…

Чародей перевел взгляд на русалку.

– Никогда бы я на то не пошел. Никто бы из нас не пошел, – он обвел взором своих спутников и царевну, – кабы нужда нас великая не заставила. Прости еще раз покорно и пропусти, прошу, через добрые земли свои, ибо вопрос это для нас жизни и смерти.

– Хм, складны твои речи, человече, – Водяной вновь погладил усы. – Да только прощение не алтын медный, его заслужить надобно. А кровь, как известно, только кровью смывается.

Недобро ухмыльнувшись, он поглядел на Марью.

– Вот что, царевна, передумал я. Коль уйти желаешь – чародей твой здесь останется. В уплату за проход да беды, что натворила.

Ответ царевны Водяной прочитал уже лишь по ее взгляду. А в следующий миг она, крикнув Соколу: «В сторону!», потянула из ножен меч, глядя, как царь вод вдруг взвился в воздух, а из пудового кулака, ударив струями шипящей и пенящейся воды, засверкал бронзой вострый трезубец.

– Умри, девка!

В один могучий прыжок оказавшись рядом, Водяной нанес удар, и сила его оказалась столь чудовищной, что Марья, отбивая нацеленные в сердце острия, не выдержала и пала на одно колено, чуть не выронив клинок. Где-то за спиною ее имя выкрикнул Иван, а в следующий миг царевна уже едва успела увернуться от новой атаки. Трезубец с громким скрежетом прочертил на каменном полу глубокие борозды, а Марья, ловко перекатившись в сторону, уже ударила сама, метя врагу в живот. Водяной отбил ее клинок окованным сталью наручем и тут же широким взмахом оружия заставил Марью отскочить назад. Тем временем повылезавшие невесть откуда навки взяли людей в плотное кольцо. Витязи одновременно с этим споро закрыли