так дерзить хватает. Так напомню тебе, нечисть. С самой Марьей Моревной говоришь ты, царевной морской, дочерью Володыки подводного.

Она пригвоздила русалку тяжелым, давящим взглядом, и та, наконец осознав, к кому в плен угодила, принялась похныкивать и причитать:

– Нет… Нет… быть не может…

– Может, погань. И я не я, коль не заставлю тебя путь во дворец хозяина вод открыть. Немедля!

Марья, резко повернув пленницу к себе лицом, заставила русалку поглядеть на ратников, волком смотрящих на пленницу.

– Оглянись, милая, видишь витязей? Твои навки их братьев убивали. Топили, заживо ели… Как думаешь, хотят они поквитаться? Я считаю – очень. Особливо, ежели шепну им, что, коль тебя в куски не порубят, навки, как очухаются, с новой силой их рвать станут. Или, быть может, самой мне начать? Например, с того, чтоб руку тебе отрубить, а?

Жестко усмехнувшись, она вытянула в сторону ладонь пленницы, а затем стремительным движением достала кинжал.

– Не надо! Прошу!

Над болотами раздался неистовый, звериный вопль стража…

– Марья!

Подобного поворота событий, кажется, не ожидала не только русалка. Царевич, тяжело дыша, явно готов был уже броситься на помощь пленнице. И лишь в последний момент его удержал Ясный Сокол.

– Царевна, постой. Не нужно членовредительства.

Убедившись, что Иван остыл, чародей поглядел на Марью:

– Ворожба ее посговорчивее сделает – средь трав, что у меня с собою есть, полынь имеется. Она над их племенем власть имеет. Отвар такой для русалки точно пламя, изнутри жечь будет. Не убьет, конечно, но это пытка настоящая. И безо всяких рук отрубленных…

Он напряженно взглянул на царевну, ожидая ее решения, и Марья тряхнула пленницу.

– Ну что, все слышала? Добровольно поведешь аль полынью потчевать тебя будем?

Та в ответ вдруг звонко, дерзко рассмеялась.

– Ничего вы мне не сделаете! Не посмеете! Чую я, как от вас страхом смердит. И все вы здесь, как один, подохнете. А ты… – она с ненавистью посмотрела на Марью. – Пуще всех страдать будешь, людская подпевала!

Марья в ответ опрокинула русалку на ближайший выпирающий из воды корень и, придавив ее руку сапогом, молвила:

– Готовь свой отвар, Сокол.

Вскоре болота наполнили крики захлебывающейся, бьющейся в припадке русалки. Отражаясь от воды и деревьев, далеко летели они над ночными топями, и болотные жители, что отродясь не слыхивали такой жути, в ужасе прятались по своим норам.

Извиваясь от дикой боли, пленница рвалась так, что витязи едва могли удержать ее, а Марья, равнодушно глядя на нее, мысленно готовилась к предстоящей встрече с царем вод. Наконец крики русалки стихли, и Сокол, тяжело дыша, с явным отвращением к самому себе сказал:

– Готово, царевна. Приказывай.

– Ты слышишь меня?

Царевна, одним взглядом поблагодарив чародея, склонилась над пленницей. Та перевела на нее затуманенный взор и тихо, с хриплым присвистом, ответила:

– Слышу.

– И все, что повелю, исполнишь?

– Исполню.

– Вот и славно.

Губы наследной царевны расплылись в довольной улыбке.

Глава пятая

О царе болот да Лукоморском дубе

Обитель царя вод, куда, повинуясь приказу, привела морскую царевну и ее спутников, средь которых было много изорванных и израненных витязей, одурманенная отваром русалка, отличалась от Хрустального дворца морского Володыки столь же разительно, сколь чистые воды лазоревые Окиянских заводей не походили на стоялые топи болот. Дикие, полузатопленные гроты с подводными пещерами, причудливо переплетенные меж собою, казалось, одной только волею случая, составляли большую часть здешних залов. Освещением там служили блекло мерцающие голубыми огнями грибы и серебрящиеся синевой водоросли, и лишь изредка перемежались они с явно рукотворными переходами да горницами, слюдяные окна которых выходили на унылые, затянутые зловонной желтовато-серой дымкой болота. Но, по какому бы залу ни проходили его незваные гости, всюду дворец царя вод сполна являл им истинную суть натуры своего хозяина. Дикую, непокорную и жесткую.

– Марья, не подумай, что мне надоело, но долго ль нам еще тут бродить-то?

Иван, уже давно сбившись со счета и потерявшись средь таких разных и таких похожих друг на друга залов, тихо кашлянул, привлекая внимание царевны. Говорил он тихо, так, словно силился не спугнуть тяжелую, смердящую затаенной угрозой тишину окутанных полумраком пещер.

– Ну, вопроса никак не расслышала? Отвечай, живо!

Марья пихнула в плечо русалку, и та, пошатнувшись и едва не упав на заплетающихся ногах, равнодушно, будто во сне ответила:

– Недалече уж. Вот-вот придем, царевна.

– Вот-вот, – Марья, пожав плечами, поглядела на царевича, мол, сам все слышал, и вновь отвернулась. Все мысли ее, с тех самых пор, как они ступили в хозяйский дворец, занимала предстоящая встреча с царем вод. И то, что разговор сей будет не из легких, она не сомневалась ни минки[14]. Ведь с каждым шагом все боле ощущала его тяжелую, подавляющую силу волю, коей пронизаны были и замершие в гротах воды, и даже сами камни. Впрочем, конечно, заставить переменить свои намерения подобные мелочи наследную царевну не могли. Марья твердо вознамерилась пройти через треклятые топи к Калиновому мосту. Пустит ее царь вод своею волей, аль придется его к тому принудить силой. Оттого, ступив, наконец, вслед за русалкой под расцвеченные зеленоватыми бликами воды вперемешку с охровыми отсветами факелов своды тронной залы хозяина Камнетопи, она не дрогнула ни на миг. Даже когда по громадной пещере, грозя обрушить свисающие крупными гроздьями с потолка каменные пики, пролетело грозно:

– Кто посмел явиться в мою обитель?

– Марья Моревна!

Царевна, ухватив русалку под локоть, с силою толкнула ту к хозяину, и она, сделав несколько неловких шагов, со всего размаху рухнула на колени прямо у подножия трона.

– Наследная царевна государства придонного, дочь Володыки истинного всех вод мирских. Решила вот тебе служку привести, что ты, Водяной, меня любезно так встречать отправил…

Марья, гордо воздев подбородок, спокойно поглядела на царя вод. Тот, вольно развалившийся на грубой резки каменном троне, ответил ей не менее ровным, чуть насмешливым взором. Рослый, с широкой грудью и крепкими, точно корни черной ольхи, руками, облачен царь вод был лишь в плетенные из сомовьей шкуры штаны да высокие, до колен, сапоги с лихо закрученными носами. Могучее тулово же его оставалось обнаженным, и длинные, вороненые волосы, вьющиеся от влаги и перехваченные на лбу стальной короной-обручем, рассыпались по нему каскадами темного водопада.

– Да уж вижу…

Малахитовые с янтарем глаза Водяного сверкнули под кустистыми бровями, и уст, скрытых под длинными усами и бородой, коснулась кривая усмешка.

Русалка тем временем неуклюже поднялась и, ткнувшись лбом в каменный подлокотник трона, жарко, с придыханием зашептала:

– Прости, государь… она… они… опоили…

– Ну а чего еще от людей ждать…

Царь вод, не сводя пристального взгляда с царевны, прошелся по щеке русалки широкой дланью, точно стирал что аль ухватить пытался. Затем вдруг сжал кулак да потянул на себя, будто бы зажат был в руке его незримый оку невод. Русалка захрипела на вдохе, дико закашлялась, и изо рта