– Костя, ну это перебор, сам же знаешь… Если реальное замечание – реальный отказ. Нет замечаний – выдавай бумаги. У нас же как? Нет замечаний – один тариф, есть – другой.

– Так скучно будет жить, Ро! Как ты не поймешь! В этой идеальной твоей модели жить скучно будет, работать – тоже! Скука. Сейчас почему весело? Такое наше поведение для них абсолютно непривычно, они не знают, как реагировать, кроме как криком. А если все будет так, как я тебе только что представил, – это скука смертная. Мы вымрем от скуки, как динозавры.

– Не мерь всех по себе…

В бесконечных препирательствах часам к одиннадцати утра они доехали до офиса. Костя припарковался под землей и, взяв портфель, направился к лифтам. Марианна же со спортивной сумкой пошла на улицу, в магазин «Спар» напротив бизнес-центра. Сказала, что ей нужен глазированный сырок к чаю.

Аблокатов сразу отправился к Денису, желая скинуть с себя груз ответственности. Настроение у него было боевое, к тому же Марианна спорами подлила масла в огонь, и Костя, зайдя в кабинет шефа, начал диалог именно с этого, а вовсе не с пожелания доброго дня.

– Денис, – заявил он с порога. – Я, конечно, все понимаю, но это уже край, когда дяде Ване рассказываешь истории о том, что он больше не увидит наших денежек, а мы от него подписанные документы все равно хотим! Перебор! И курица эта ходит кудахчет на всех! Я на грани увольнения – чтоб ты знал. Я ведь тоже в деньгах-то теряю…

– Что Фарух? – спросил Дмитриевский, как будто и не слышал эмоционального спича Кости.

– Фарух – отлично. Цветет и пахнет. Все отдал и улетел. Но обещал вернуться!

Аблокатов полез в портфель за пакетом с полумиллионом евро. И, открыв его, молча уставился внутрь. Смотрел секунд тридцать. Неотрывно. Лицо его приобрело цвет офисной бумаги. Дмитриевский молча взял из Костиных рук пакет, залез внутрь и вытащил оттуда книгу, подарочное издание «Капитала» Карла Маркса. Повертел ее в руках и положил на стол. Больше в пакете и портфеле ничего не оказалось. Аблокатов попятился и упал на черный кожаный диван у противоположной стены кабинета. Дмитриевский снова обогнул стол и вернулся в свое кресло.

В среду Витя проснулся около восьми в уютной двухкомнатной квартире, которую ему благодушно предоставила Аня Бронникова. Она встретила его вчера у школы и, поинтересовавшись успехами, предложила переехать из больницы в более удобное жилище, которое принадлежало Аниной маме. Мама, как выяснилось, уехала на две недели к своей маме – Аниной бабушке – в станицу Тбилисская в пятидесяти километрах от Орска, оставив на попечение дочери квартиру и черного кота Чарли. Аня же, подселив туда Витю Смолина, поручила ему уход за зверем, и этот самый зверь пронзительным мяуканьем разбудил его на четверть часа раньше будильника.

Как только Витя более-менее проснулся и выпил кофе, мысли его потекли в двух основных направлениях, которых (и он немного боялся признаваться себе в этом) пару дней назад в его сознании вообще не было. Первое направление – школа. Сегодня планировалось только занятие в группе, которая готовилась к городской олимпиаде по информатике. Уроков на сегодня назначено не было – один в четверг и еще один в пятницу. Витю это будоражило, очень сильно, и вчера он захватил из школы методические пособия и выяснил, что ребята прошли с заболевшим преподавателем, чтобы к четырем часам подготовить занятие. Но вот незадача: в замечательный внутренний процесс потихонечку начинал втекать еще один ручеек мыслей, второе направление. И мысли эти содержали в себе образы Анны Валентиновны Бронниковой, невропатолога из местной городской больницы. Ручеек этих мыслей не был холодным, скорее наоборот, больше походил на ключи, которые вытекают из горячих источников, берущих начало высоко-высоко в горах. Витя представлял ее в белом форменном халате врача – так, как увидел впервые, когда она склонилась над ним в кардиологическом отделении больницы. И так, как увидел позже, когда она знакомила его с директором школы: в черных широких брюках и белой сорочке. И глаза… Ее темные, глубокие глаза…

«Твою мать, – мысленно бормотал он в ответ на эти образы. – Она же вроде пухленькая, Витяй. Нет? Ты уверен?»

Молчание было ему ответом. Упрямое молчание. Все его сознание заполнили темные глаза. Завопил дурным голосом Чарли, видимо, требуя завтрака.

«Следи, слышишь, Виктор, следи, чтобы у Чарлика всегда был сухой корм, – говорила ему вчера перед уходом Бронникова. – Он не любит, когда миска пустеет. Нервничает».

«Он и так у вас в теле мужчина. Ничего страшного, если чуть-чуть на диете посидит», – огрызнулся было Витя, но, встретив испепеляющий взгляд, притих и решил не выступать. А миска была пуста. И Чарли, по всей видимости, начал нервничать. Витя залез в шкаф справа от холодильника и, вытащив оттуда пакет с сухим кормом, насыпал его в миску с горкой, приговаривая:

– Иди ешь, друг мой, и смотри не лопни…

Кот обнюхал подношение нового соседа по квартире и, вальяжно махнув хвостом, удалился, так и не соизволив откушать.

– Вот гад… – проворчал в ответ Смолин и вновь погрузился в работу.

Время летело незаметно. Раньше такого за Витей не водилось. Работая в офисе, он, бывало, отсчитывал минуты до окончания рабочего дня. Около часа заскрипел старый проржавевший замок на входной двери: в квартиру зашла Аня. Зашла, присела на табурет, встроенный в стенной шкаф для одежды, и, сняв черные лакированные полусапожки, сунула ноги в свои дежурные тапочки, розовые, со смешными помпонами. В прихожую потрусил кот, а за ним потянулся и Смолин, желающий узнать причину внезапного появления Бронниковой.

– Добрый день! – сказал он, улыбнувшись Ане. – Обеденный перерыв, что ли?

– Типа того, – ответила она. – Подготовился?

– Да, конечно, Анна Валентиновна… – продолжал улыбаться он. – И кота покормил…

Бронникова прошла на кухню:

– Чайку себе налью, не возражаешь?

– Анна, вы садитесь, я вам сделаю чай. Успел уже здесь все изучить.

Она села за кухонный стол, а Витя начал возиться с чаем.

– Смолин, – сфамильярничала она, – а тебе родственникам о своем местонахождении не надо сообщить? Совершенно случайно?

Витя промолчал, глубоко задумавшись. Надо. Но не хочется. И он не мог объяснить себе почему. Озвучил свои мысли:

– Надо, Анна Валентиновна. Конечно, надо. Но не хочется.

– Почему? – удивилась она.

– Не могу объяснить. Пока. Может, ты знаешь?

Аккуратненько так запустил это свое «ты» в ее сторону, внимательно наблюдая за реакцией.

– Я-то откуда могу знать? – еще раз удивилась она. – Надо – так бери мой телефон и звони. Если помнишь номера. Или интернет. Возьми мой планшетник. Напиши кому надо.

Она кивнула в сторону прихожей, где осталась лежать ее сумка. Витя, помолчав, неожиданно ответил вопросом: