• 18:00: помочь настроить наш товарный стол, твитнуть, отправить сообщение, початиться на Facebook

• 19:00 – полночь: продавать наш товар до, во время и после шоу, твитнуть, отправить сообщение, початиться на Facebook

• Полночь – 3:00: закончить домашнюю работу, твитнуть, отправить сообщение, початиться на Facebook

• Лечь в кровать, твитнуть, отправить сообщение, початиться на Facebook.

В общем-то, типичный подростковый распорядок дня.

По большей части Джиннее нравилось путешествовать с нами. Дж. Р. был рядом, что тоже ее радовало, но не всегда. Они были почти как брат и сестра, и как законный опекун их обоих я должен был играть роль судьи всякий раз, когда они начинали нападать друг на друга.

Например, Джиннея застукала Дж. Р. за разговором с одним из ее друзей на Facebook, и, черт возьми, она была в ярости.

– Дж. Р., почему ты разговариваешь с Кэролин на Facebook? – закричала она.

– Даже не знаю. Она выслала мне запрос в друзья, – сказал Дж. Р, пожимая плечами.

– Не разговаривай с моими друзьями!

– Но почему? Она классная. Она мне нравится.

– Пап!

– Дж. Р., перестань болтать с друзьями моей дочери. Это жутко, чувак. Ты же в моей группе.

– Ладно, ладно. Пофиг.

Типичная гастрольная жизнь.

Вдобавок к тому что Джиннея резко набрасывалась на Дж. Р., она и на меня огрызалась. Мы путешествовали в крошечном фургоне, в который едва влезало наше оборудование, не говоря уже о нас самих. Так что мы буквально сидели друг у друга на головах. В перерывах между делами, связанными с банкротством, необходимостью постоянно гонять Джиннею из-за уроков, гастролями и присмотром за двумя капризными подростками бонусом к Дэну и Вэлу я стал снова слетать с катушек.

Однажды мы вышли из гостиничного номера, и Джиннея болтала о чем-то, о чем я давно уже забыл. Прежде чем я понял, что произошло, я повернулся, крепко схватил ее и закричал, чтобы она заткнулась! То, что дела мои плохи, я понял, когда наблюдал, как плачет Джиннея в конце автобуса. Остальные ребята из группы тоже неловко молчали, так как было очевидно, что между мной и Джиннеей что-то произошло.

И что еще хуже, не осознавая этого, я снова ступил на путь старой привычки: терял контроль, срывался на близких, а потом грыз себя за это.

Боже, я думал, что наконец-то покончил с этим. Почему все вернулось на круги своя?

Вся ответственность и тяжелая ноша, что навалились на меня, были слишком велики для жонглирования одним человеком. Подобно стальному стержню, который медленно оттягивают назад все дальше, я срывался и летел.

* * *

Несмотря на все проблемы, Love and Death набирала обороты. Ближе к концу тура к нам присоединились Tooth & Nail Records, чтобы поддержать наш альбом.

Мои финансовые дела и карьера наконец стали выправляться.

Единственное, что меня расстраивало, – это Джиннея. Мне нравилось брать ее с собой в дорогу, но таскать с собой диски и футболки до трех утра и скитаться по отелям (если у нас вообще был отель) – это не та жизнь, которую должна была вести 13-летняя девочка.

Я старался проводить с ней как можно больше времени, и, когда у нас был перерыв в расписании, приглашал поужинать и в кино. Но она начала от меня отстраняться. Казалось, что все, что она хотела делать, – это чатиться с друзьями из Аризоны в Facebook и Twitter. Разве можно винить ее за это? В конце концов, она проводила почти по 12 часов в день в вонючем фургоне со взрослыми дядьками-музыкантами. Но что я должен был сделать? Я не мог понять, как дать ей ту жизнь, которой она заслуживала. Она медленно ускользала, и это разбивало мне сердце.

Господи, сейчас у меня все так хорошо складывается в музыкальном плане. У группы все получается. Тур идет отлично. Наша фан-база становится все больше. Теперь у нас даже есть лейбл. Почти все просьбы, которые я обращал к тебе в том письме, сбылись, спасибо тебе за это. Но я бы завтра же все бросил ради того, чтобы вновь увидеть Джиннею счастливой. Гастроли, отели – это не то, чего я хотел для нее. Она заслуживает гораздо большего. Я хочу, чтобы у нее были друзья ее возраста и нормальная жизнь, но я не знаю, что делать. Я не могу прекратить гастролировать. Нам нужны деньги. Но я боюсь, что, если ничего не изменится в ближайшее время, она пропадет. Пожалуйста, если есть какой-то способ, пусть даже ценой моей музыки, вернуть Джиннею к жизни, покажи мне его. Скажи мне, что делать. Пошли нам помощь. Покажи нам знак. Все, что хочешь. Просто сделай что-нибудь. Пожалуйста.

– Привет, Брайан, это Джастин.

– О, привет, Джастин. Что случилось?

Моя группа, пара парней из команды и я только что прибыли в Бейкерсфилд, чтобы сыграть в местном баре, а мой друг Джастин Джонс руководил нашим последним туром. Я полагал, что у него есть несколько «горящих» технических мелочей, о которых он должен позаботиться до начала шоу.

– Я просто хотел сообщить вам, что Джонатан Дэвис зарезервировал два столика для сегодняшнего шоу.

Что?! Вы, должно быть, шутите! Я не видел Джонатана, солиста KoЯn, почти восемь лет, с тех пор как ушел из группы. И что, теперь он будет сидеть в маленьком клубе и смотреть, как я играю? «Это просто кошмар, – подумал я. – Я и так едва справляюсь со своим вокалом, а теперь Джонатан будет смотреть, как я пою!»

И тут я вспомнил: «Сегодня я пою две песни KoЯn. Прекрасно, парень. Просто прекрасно».

Я был на грани нервного срыва. Приехав на концерт за час до начала шоу, я расхаживал взад-вперед по трейлеру как зверь в клетке. Я уже чувствовал, как мой рот начинает вязать. В голове – миллион сценариев, но один другого хуже. Что, если я полностью запорю свой вокал, или снова сломается стойка микрофона, или я споткнусь о провода усилителя и нырну прямо с края сцены, или?..

– Эй, Брайан! Ты тут? – это был Джастин. Я так был занят паникерством, что даже не услышал, как он открыл дверь автобуса.

– Да, в чем дело? – отозвался я.

– Здесь кое-кто хочет тебя видеть. Можно мне привести его сюда? – спросил он, улыбаясь. В следующее мгновение Джонатан уже стоял в дверях со своей женой Девен.

– О боже, привет, Хэд. Как дела, брат? – выдавил он, поднимаясь по ступенькам.

Я даже не мог говорить. Я просто протянул руку и обнял его.

– Брат, я так рад тебя видеть, – сказал он сквозь слезы.