оставляя узкий проход. Да, дождь, да, волны, и друлинги, скорее всего, смотрят за кораблями, а не вглядываются в темную воду, но сможем ли мы выбраться на сушу в закрытом проходе? Может, лучше пораньше выйти на берег? Если Игуль прав, мы не первые норды, что попали здесь в западню, и предыдущие тоже не были дураками. Как поступали они? Шли к морю на корабле? Проверяли ли проход вплавь? Ждали ли нас друлинги с берега?

Я думал и так и сяк, а потом плюнул. Сколько ни думай, а всё равно от всех бед не убережешься. Прежде-то я сначала бил, а думал после, и то лишь после нагоняя Альрика, а нынче вона как — одни лишь тревоги, а топор до сих пор в бою не опробован.

Тут Коршун замер, затем медленно подплыл ко мне:

— На той стороне трое, а на другой еще пара. Два карла, остальные хускарлы. Самый бо́льший на седьмой руне.

— Где семирунный? — спросил я, вглядываясь в темные полоски суши.

— Там, где трое.

— Тогда я пойду к нему, а ты — к той паре. Потом разберемся с затвором, если тот есть.

И мы разошлись.

Я выбрался на берег, впервые благодарный ливню и густым тучам. В такую погоду толком ничего не разглядеть и не расслышать. А вот рунную силу я почую ровно тогда же, когда и друлинги почуют мою, потому нужно напасть сразу, как только что-то замечу. И лучше бы не отстать от Коршуна, чтоб моя троица не заподозрила чего заранее.

Топор и нож наготове, пальцы плотно сомкнуты на шершавой рукояти. Я шел, вглядываясь в смазанные очертания деревьев и кустов.

Чу! Оно!

Я рванул, замахиваясь топором. Едва успел развернуть его клювом вперед, разглядев тусклое мокрое железо на голове неведомого друлинга, и с хрустом вогнал острие прямо в висок. Дернул обратно, развернув врага, и увидел перепуганные глаза парнишки едва ли пятнадцати зим. Карл! Двурунный. Его и кулаком можно было свалить. Я подхватил его падающее тело на рукоять топора, а левой рукой вогнал нож ему в горло. Чтоб наверняка.

Где же остальные?

Я огляделся и понял, что тут друлинги ночевали. Хлипкий наклонный навес из жердей и шкур, под ним сухие дрова и нехитрая утварь. К навесу приставлено короткое копьецо, рядом лежал опрокинувшийся щит. Я внимательно осмотрел первого друлинга, которого я видел. Мертвый парнишка ничем не отличался от нордов или тех же бриттов: нос, глаза, уши. Шлем старый, битый, с несколькими кое-как приделанными латками. На поясе мальчишки топорик, похожий на наши. Только и отличие, что ворот рубахи иначе пошит да узор на нем непривычный, а еще в одном ухе болталось медное кольцо с деревянной плашкой, на которой был вырезан и прокрашен какой-то знак. Я хотел было снять, но передумал. Вдруг это знак его бога? А ну как без него он не доберется к посмертной жизни?

Убрав нож, я подхватил лежащий щит и пошел дальше. Так-то сподручнее будет.

Второй друлинг напал на меня нежданно, швырнул копье откуда-то из кустов, но я успел отбиться щитом. Отбил и отскочил в сторону. Как раз вовремя. Успел уйти от второго копья.

Два хускарла вышли мне навстречу. У семирунного длинный меч, у шестирунного — дубина, окованная железом, оба в шлемах и со щитами, из-под шлемов свисают усы, но без бород. Старший сказал что-то злобно, слов я, конечно, не понял, но суть уловил.

— А нечего наших торговцев бить! — ответил я.

Эх жаль, щит у меня хлипковат, под карлову руку сделан. С одного удара разрубят. И ведь даже умбона на нем нет, сплошное дерево. У нас с такими безрунные мальчишки бегают.

Шаг, другой. Хоть у меня руны выше, зато их двое и они в железе. Из-под вымокших насквозь одежд виднелось кольчужное плетение. Еще шаг. Я прыгнул к тому, что с дубиной, первый удар отвел щитом, дерево тут же проломилось, сам же пригнулся и рубанул по ноге, проскользнувшей чуть дальше по мокрой траве. Друлинг упал на колено и взвыл, я доломал щит о его голову, выхватил нож и тут же ушел в сторону от выпада меча.

Семирунный крикнул что-то раненому и, больше не оглядываясь, попер на меня. Длиннорукий, с длинным мечом, он мог бить издали, куда я топором не дотянусь. Так он и сделал: сек струи дождя впереди, не подпуская меня ближе. А без щита и железа прыгать под меч как-то не хотелось. Я пятился, ожидая ошибки друлинга, тот же шел уверенно, силу почем зря не тратил, но и не спешил, видать, все же опасался моих девяти рун. Так, больше грозил, чем бил.

Еще несколько шагов. Мечник вдруг посерьезнел, начал напирать плотнее, замахи ложились всё гуще. Я уклонялся и отходил назад, уворачивался и пятился, пока краем глаза не приметил знакомый косой навес. Он довел меня до своей стоянки? Зачем?

Внезапная мысль ожгла изнутри, я резко отпрыгнул, поскользнулся и откатился в сторону. И не зря, там меня поджидал раненый друлинг. Увидев, что я уклонился, он разразился бранью. А я поспешил вскочить на ноги, как раз вовремя, чтобы встретить меч семирунного. Отойти я не успевал, потому принял удар на железную оковку топора, лезвие меча скользнуло вдоль рукояти и пошло прямо к моим пальцам. Тогда я взревел, увел топор вниз, вывернул его из-под меча и влепил клювом по боку хускарла. Топор прошел вдоль кольчуги, разорвав лишь одежду поверху.

Мы отпрянули, глядя друг на друга с ненавистью. Мечник указал на тело мальчишки, потом на себя и сказал:

— Син.

Может, тот карл был его сыном?

— Так догоняй сына, — ответил я.

Легонько встряхнул правой рукой и пошел на мечника. Тот отбросил щит и перехватил меч двумя руками. Дурак. Я прибавил ходу, по широкой дуге уклонился от удара, пробежал дальше и с разбегу врубил топором в основание шеи раненому хускарлу. Укрепленное железо даже не почувствовало кольчугу, прошло через плетение как сквозь воду. Друлинг захрипел и повалился на бок, истекая кровью.

Я подобрал щит умирающего, и тот уже приятно ощущался в руке, хотя бы не развалится сразу. Вот теперь можно и подраться, как следует. Жаль, что благодать впустую уходит. У меня в хирде двое шестирунных, и один из них Тулле. Может, не убивать последнего друлинга, а лишь руки-ноги переломать? Да не, потом его еще через залив волочь, а вдруг на кровь тварь какую приманим? И не по нраву мне было добивание ради силы. Руны надо получать самому, в подлинном бою.

Так-то я ждал, что мечник, разъярившись от гибели товарищей, бросится на меня, но он чего-то не спешил, стоял на том же месте и не двигался. Что ж, тогда пойду я.

Я спокойно подошел к мечнику, остановился. Глаза друлинга бегали туда-сюда. Вместо того, чтобы смотреть на меня, он то и дело переводил взгляд то на труп мальчишки, то на второго хускарла, будто не ожидал гибели своих приятелей. Поди, привык слабых торговцев резать да благодать копить. Внезапно он яростно закричал, поднял меч и замахнулся. Один шаг. Подставить умбон. Топор с хрустом впился ему в бок, ломая ребра. Еще шаг, и железный клюв пробил ему затылок.

— Тебе, Фомрир! И пусть Корлех присмотрит за своей рукой среди людей, Кормундом. Ох, и добрые же топоры он мастерит.

Глава 4

Затвор у ловушки я отыскал быстро — в самом узком месте прохода. Перехлестываемое волнами толстенное бревно закрывало пролив. Как только его не снесло напором? Ветер-то дул крепкий, буря все еще буйствовала по ту сторону скал, и огромные лапы моря нещадно били в каменные берега, вскипая белой пеной и брызгами.

Я почесал нос, глядя на бревно. Что-то там странно поблескивало. Неужто друлинги оковали его железом? Да нет. Откуда ж у них столько железа? Проще было б несколько валунов скатить. Хотя как тогда сюда новые корабли войдут?

На другой стороне пролива показался Коршун. Он придерживал рукой бок, но выглядел неплохо, может, слегка зацепило. Он кивнул мне оттуда, посмотрел вниз, разглядывая затвор, потом помахал рукой, как бы спрашивая, а дальше что?

А что дальше?

В эту круговерть я точно не полезу. Здесь, возле открытого моря, волны и не задумаются, что я почти что хельт, а проломят голову о то самое бревно, и вспоминай как звали. Такой глупой смерти, да еще и в море, я не желал. Так что лучше всего