спасти того, кто крепко спит.

Я тебя жалею. Прежде Нил

Обернется вспять, чем ты ко мне

Возвратишься вдруг. Похоронил

Я тебя и в жизни, и во сне…

Понапрасну

Понапрасну ни зло, ни добро не пропало…

А. Тарковский

…Так случилось,

что с течением времени

зло, сотворенное тобой,

обернулось добром,

как земля оборачивается

вокруг своей оси.

Ты уже далеко от меня

со всем своим обретенным добром.

Я попытался до тебя докричаться,

но голос сорвался,

осип.

И покачивается

голова твоя белокурая,

осмеянная соседями,

как скудельный сосуд,

как китайский болванчик,

представлявший энергию Янь.

Где-то там, в небесах

вершится справедливости суд,

где-то здесь, на земле,

нас шатает, как вдрызг

беспробудную

пьянь…

«Время громко трубит в свой охотничий рог…»

Время громко трубит в свой охотничий рог:

Будет ловкой – охота, удачной – гульба.

Изо всех столбовых распростертых дорог

Лишь твоя – как проклятье соляного столба:

Всё застыло вокруг, и не видно ни зги,

Ни машин, ни людей, ни лесов, ни дорог.

Дни промчались. Но сколько среди них мелюзги?

И казнит меня доброты твоей недород…

К Н.

…Надежда, как наркотик, что порой

Дарует нам несбыточность желаний,

Когда иллюзий разноцветный рой

Реальности милее и желанней.

Сдавайся, обстоятельства сильней:

Умри, воскресни, но в ином обличье,

Забудь любовь и попрощайся с ней —

По-своему, по-женски и по птичьи.

И чей-то голос шепчет тихо: „Да,

Ты – прошлого нечаянный свидетель.

Вот почему с тобою навсегда

Твоих поступков умершие дети…»

Образ твой…

Образ твой мучительный и зыбкий…

О. Мандельштам

…Лучше не получится, не скрою —

Образ твой мучительный ловлю,

И, как землекоп всё рою, рою,

Чтоб найти пропавшее „люблю“:

Комья грязи, камни, листья, сучья,

Черным калом лезет перегной.

Что за жизнь невыразимо сучья?

Сердца постоянный перебой.

Образ твой мучительный, недужный

И давно избытый и ненужный,

Видно, в сердце мне с собой нести.

Даже чин безумца мне пожалуй,

Всё равно я не смогу, пожалуй,

Божье имя вслух произнести!

Привиденье

Меня бы не узнали вы…

А. Ахматова…

Это тень, наваждение!

Знаю.

Привиденье с обвалом лица.

Всё пройдет. Я тебя не узнаю,

Не признаю в творенье – Творца.

И сползет, как змея, одеяло,

Обнажая кроватный каркас.

Только всхлипнут часы запоздало,

Отбивая предутренний час.

Всё, что связано с тобой

И я забыл твой голос нежный,

Твои небесные черты.

А. Пушкин, „А. Керн“

Я пытаюсь припомнить твои черты:

чертовски сложно.

Всё, что связано с тобой – ложно,

и непонятно,

у какой ты стоишь черты.

То ли это черта, за которой – тьма,

безумье, бездна,

и случай – ражий ворог, бездарь, —

подсуетившись,

свел тебя ловко с ума;

то ли эта черта – черточка та,

что стоит между

двумя датами. Ты надежду

оставь. За тобою

змеей ползет пустота…

Безразличие

У безразличия холодная ладонь,

И пахнет пусть французскими духами,

Безжалостен, увы, ее огонь…

…Но это было:

И твое дыханье,

Вообразимое, как взрывчатая смесь,

Меня столь необдуманно касалось,

Что мне в тот миг разорванный казалось:

С меня слетают

Возраст, время, спесь,

И родниковой опаленною водой,

Я пригубил из губ твоих горячих.

И двое нас, прозревших, но не зрячих,

Брели за счастьем.

Вышло – за бедой:

Нас разорвало взрывом, – что там ни долдонь,

На что там не пеняй – на злую волю,

Ты миф, мираж. Спроси, чего изволю?

Я безразличия

Холодную ладонь

Хотел бы отстранить, и окна растворить:

Пусть образ твой рванет, как дьявол в преисподню.

И мы судьбу простим, – измученную сводню, —

За шанс, как в кислоте, всё чувство растворить…

Проклятье валентинова дня

(14 февраля 2015)

1. Ворота в ад

Вечер осенний был душен и ал…

А. Ахматова

…А всего-то и было: два года назад;

И случилось такое, что верь-не-верь:

Он стучал, что есть силы, в закрытую дверь,

Оказалось, что это – ворота в ад.

Смутно помнил он шелест жестких крыл:

Это ангел уселся ему на плечо,

И о чем-то просил, молил горячо.

…Ну, а то, что дверь никто не открыл,

Это был, по-видимому, добрый знак,

А не то бы ему – гореть в аду.

И глазок в той двери, как дьявольский зрак,

Всё мигал, и злился, и звал беду.

Тот февральский вечер был душен и ал, —

Хоть на пленку фильм о бесах снимать! —

И она стояла за дверью – он знал, —

За ее спиной – безумная мать:

Космы клочьями, в горле ходит кадык,

В глазах – тоска и безумства ночь,

Ненавидит себя, ненавидит дочь,

Ненавидит того, кто к глазку приник.

А дочь-то молчит и дрожит, как струна,

Ей жизнь надоела, и ей