принцип именно такой.

Сюэ Мэн: — ...

— Вероятно, кто-то пытается тянуть время. Похоже, на заднем дворе сражаются, — холодно заметил старший Мэй Ханьсюэ.

— И что нам делать? Можно ли обойти? — спросил младший брат.

Старший Мэй Ханьсюэ бросил на него один короткий взгляд и ответил:

— Прожив во Дворце Тасюэ больше двадцати лет, ты спрашиваешь об этом меня?

Смущенно кашлянув, младший брат повернулся к Сюэ Мэну и сказал:

— Выбора нет, нужно войти, найти источник миазмов и развеять, — увидев выражение лица Сюэ Мэна, он поспешил его успокоить, — но ты не волнуйся, в этом деле я лучший. Мне часто приходилось прятаться на заднем склоне горы за барьером сливовой рощи Дворца Тасюэ, чтобы скрыться от преследующих меня заклинательниц. Дай мне пять-десять минут, и я найду способ развеять эти чары.

Стоило ему об этом упомянуть, как лицо его старшего брата стало мрачнее тучи, а голос подобен льду:

— И у тебя еще хватает наглости говорить об этом?

В этот момент Сюэ Мэн был не настроен слушать их пустые препирательства. Сделав два шага вперед, он толкнул дверь приемного зала Дворца Ушань.

Словно призрак, разверзший свою вонючую пасть, резная лакированная дверь со скрипом медленно отворилась. Внутри мерцали свечи и царила мертвая тишина. Когда Сюэ Мэн вошел, то в самом деле почувствовал витавший в воздухе легкий аромат цветов.

Когда он обернулся, то братья Мэй уже исчезли. Можно предположить, что, прежде чем миазмы рассеются, они друг друга не увидят, при этом каждый из них будет видеть собственную иллюзию.

В этот момент с высоты возвышающегося над главным залом внушительного трона раздался знакомый голос:

— Сюэ Мэн…

Порыв холодного, пронизывающего ветра приподнял черный, полупрозрачный занавес. Пораженный увиденным, Сюэ Мэн закричал:

— Мо Жань?!

Послышался вздох, и тот же хриплый голос сказал:

— Сюэ Мэн, ты все-таки пришел?

Горло Сюэ Мэна сдавило, спина напряглась до предела. С мечом наперевес он направился вглубь тускло освещенного зала.

Раздвинув занавес острием меча, он увидел его.

Высоко наверху, на троне из расплавленного золота, закрыв глаза, полусидел-полулежал красивый, но очень бледный мужчина в императорском одеянии и венце из девяти бусин. У него были черные как смоль брови, высокая переносица с мягким изгибом, заостренные, но мужественные черты, слегка поджатые бледные губы и практически нечитаемое выражение лица.

Это был Наступающий на бессмертных Император Тасянь-Цзюнь.

Цвет лица Тасянь-Цзюня был очень плохим, кожа имела легкий синюшный оттенок, который бывает после приема яда. Перед ним стояли украшенные изображениями гор и рек серебряные блюда с фруктами, фиолетовым виноградом и наливными красными яблоками, но человек на троне не смотрел на них. Его глаза были закрыты, и в какой-то момент даже показалось, что этот человек полностью отрешился от мира.

Иллюзия? Реальность?

То, что видел Сюэ Мэн, не слишком походило на правду. От прилива крови к голове в ушах загудело. Когда он пришел в себя, то словно издалека услышал свой собственный голос:

— Мо Жань, ты…

Казалось, что Тасянь-Цзюнь все еще не совсем очнулся от своей дремы. Хотя он так и не открыл глаза, но все же ответил:

— Что?

Возможно, человек перед ним был слишком слаб, а может, под ливнем снаружи Сюэ Мэн уже выплеснул весь свой гнев. Как бы там ни было, но, столкнувшись с призраком на троне, он чувствовал скорее сильнейшую усталость, чем злость.

Он не знал, ответит ли ему Мо Жань, так же как и не знал, есть ли в этом хоть какой-то смысл. Он только упрямо бормотал себе под нос, задавая вопросы, которые тяжким грузом лежали на его сердце, грозясь раздавить его:

— Зачем ты все это делаешь? Ты правда переродился? Ты... ты и Учитель... Вы с ним правда…

Конечно же, Тасянь-Цзюнь не ответил, а лишь только тихонько фыркнул, а затем медленно приоткрыл глаза.

В тусклом свете свечей он наконец взглянул на Сюэ Мэна:

— Если подумать, ведь с той твоей короткой встречи с Учителем у Дворца Тасюэ в горах Куньлунь прошло уже два года.

Сюэ Мэн на мгновение опешил:

— Что?

Тасянь-Цзюнь улыбнулся и, не обращая на него никакого внимания, продолжил:

— Сюэ Мэн, ты скучал по нему?

Ошеломленный Сюэ Мэн переспросил:

— При чем здесь Дворец Тасюэ? Какие еще два года? Что за чушь?!

На самом деле иллюзия, что предстала перед его глазами, была отражением того последнего разговора Сюэ Мэна и Мо Жаня из прошлой жизни, который состоялся после того, как Тасянь-Цзюнь принял яд, чтобы покончить со своим бренным существованием. Фактически сейчас он слышал последние слова, оставленные живым Тасянь-Цзюнем в этом смертном мире.

По случайному стечению обстоятельств сейчас повторялась сцена из прошлой жизни, после которой пути этих людей разошлись навеки.

Но Сюэ Мэн не знал этого. Смущенный, подавленный, встревоженный и испуганный, он в шоке уставился на человека на троне:

— Что за чушь ты несешь?!

Глаза Тасянь-Цзюня смотрели на него, но казалось, что он его не видит, и сквозь Сюэ Мэна из плоти и крови смотрит на призрачную тень совсем другого человека. Именно с этой тенью он и вел разговор:

— Вернуть тебе? Что за бред! Пораскинь мозгами! Если я так сильно ненавидел Учителя, то разве мог позволить ему жить в этом мире?

Сюэ Мэн просто дар речи потерял.

Все верно... это иллюзия. Даже если он ничего не скажет, Тасянь-Цзюнь все равно будет продолжать говорить. Сейчас он разговаривал с кем-то, кого Сюэ Мэн не мог видеть.

Но о чем он говорит?

В ушах Сюэ Мэна все еще гудело, поэтому он не мог расслышать все слова, которые произносил Тасянь-Цзюнь. Но из-за того, что глаза восседающего на троне человека были слишком безумными и холодными, в них было слишком много противоречий и одержимости, от его взгляда Сюэ Мэн почувствовал ледяной холод во всем теле... Это не его брат. Он не узнавал его.

Все так же мрачно и яростно император продолжил:

— Должно быть, ты хочешь напомнить мне, как он не раз спускал с меня шкуру, прилюдно заставлял вставать на колени и признавать вину. А может, ты говоришь о том времени, когда ради тебя и горстки чужих людей он сражался со мной, снова и снова вставая на моем пути и вмешиваясь в мои великие замыслы?

Этот тиран походил на ослепшего дракона с острыми когтями, который даже на последнем издыхании лежа