сошлись в битве не на жизнь, а на смерть. Хлестал ветер, и сыпались искры! Двигаясь быстрее молнии, тени схлестнулись в воздухе и вновь разлетелись в разные стороны.

Был слышен лишь лязг металла, сопровождающийся вспышками золотого и голубого света. С грохотом взмыли в воздух кирпич и черепица, когда огромное дерево, словно свернувшийся дракон лежащее посреди щебня и песка, вдруг поднялось в воздух. С другой стороны из-под разрушенной кирпичной кладки, вырвавшись наружу, забила фонтаном голубая волна духовной энергии.

Две фигуры, одна — на верхушке огромного дерева, а другая — на вершине огромной голубой волны, замерли друг напротив друга.

Лицо Сюэ Мэна внезапно побледнело:

— Учитель!

Независимо от того, какой была правда, перед лицом опасности Сюэ Мэн инстинктивно беспокоился о Чу Ваньнине.

Прищурившись, Мэй Ханьсюэ обратил взгляд на витающие вокруг едва заметные водяные брызги и пробормотал:

— Ши Минцзин...

Эти двое, сражавшиеся друг с другом посреди бури, были никем иным, как Чу Ваньнином и Ши Минцзином. В прошлом один из них был учителем, а другой его учеником.

Но что еще более странно, все тело Ши Минцзина было окутано потоком мощнейшей духовной энергии, явно принадлежащей Тасянь-Цзюню. Вся кожа, что была на виду, была сплошь покрыта черными рунами, но куда страшнее выглядели вздувшиеся кровеносные сосуды.

Сюэ Мэн бросился к ним с криком:

— Что здесь происходит? Ши Мэй, Учи…

С оглушительным грохотом его отбросило подальше от поля боя. С трудом поднявшись, он увидел перед собой усыпанный цветами яблони золотой барьер.

Мрачный как туча Чу Ваньнин рявкнул:

— Не подходи!

Мэй Ханьсюэ вышел вперед и встал рядом с Сюэ Мэном. Вглядываясь в исходивший от Ши Мэя необычайно сильный духовный поток, он нахмурился:

— Странно. Он использует собственные водяные техники, но вся духовная сила принадлежит другому человеку.

После мимолетной передышки со скоростью двух молний Чу Ваньнин и Ши Минцзин снова столкнулись друг с другом. В этот момент сила обоих была полностью высвобождена, и эта невероятная мощь придавила троих невольных зрителей так, что какое-то время было тяжело даже вздохнуть.

Золотая лоза колыхалась под ногами Бессмертного Бэйдоу, в руке ослепительно сиял Хуайша. Меч вспыхнул, осветив его глаза, которые были острее и безжалостнее, чем отраженное в них лезвие. Крепче сжав рукоять, он с легкостью ласточки взмыл в воздух и рубанул по Ши Мэю!

— Чу Ваньнин! — гнев полностью исказил голос Ши Мэя. — За две жизни я ни разу не пытался убить тебя… а ты вот как со мной обращаешься?!

Выкрикнув последнее слово, он поднял руку, чтобы сформировать печать, и тут же перед ним появился темно-синий барьер, заблокировавший атаку Чу Ваньнина.

Однако, присмотревшись, можно было заметить, что барьер не родился из воздуха, а был образован длинным мечом без ножен… Это был Бугуй. Тело Ши Мэя было до краев наполнено духовной энергией Тасянь-Цзюня. Аура императора была такой мощной, что даже Бугуй, не признав своего хозяина, откликнулся на призыв Ши Минцзина и теперь был готов служить ему.

Глаза Чу Ваньнина потемнели:

— Нет, это ты убил меня в обеих жизнях, — сказал он.

Когда золотой меч был отведен назад, после яркой вспышки на созданном Ши Мэем барьере появилась едва заметная трещина. Ши Мэй увидел, как Чу Ваньнин, перевернувшись в воздухе, ногами ударил прямо по трещине. Используя всю силу отдачи, он отскочил назад и в следующий миг направил Хуайша прямо на него! Были слышны лишь раскаты грома, и черные тучи быстрее помчались по потемневшему небу в тот момент, когда в сердце бури, что потрясла до основания всю Поднебесную, Хуайша пробил барьер Ши Мэя!

Ши Мэй вскинул руку, чтобы блокировать атаку, но в конце концов он все-таки не был Мо Вэйюем.

Ему не удалось выдержать напора Хуайша, поэтому вырванный из его рук длинный меч с лязгом вонзился в землю. В следующий момент сияющее золотом божественное оружие пронзило грудь Ши Минцзина!

— Ах... — Ши Мэй с большим трудом смог уклониться, чудом избежав смертельного ранения в сердце, но полностью уйти из-под удара ему не удалось. Алые брызги разлетелись во все стороны. Хуайша насквозь прошил плечо Ши Мэя и, умывшись в его крови, вернулся в руку Чу Ваньнина.

Ши Мэй упал на землю. Среди обломков кладки и черепицы он из последних сил старался зажать рану и подняться на ноги.

В его взгляде читались ярость и дикая злоба:

— Почему ты помешал мне! Зачем меня останавливаешь?! Если ты остановишь меня, те, кто уже умер, смогут вернуться к жизни?! Если ты остановишь меня, жизнь у всех вас снова станет прекрасной? А может, остановив меня, ты сможешь вернуть в прошлое эти два мира?!

Чу Ваньнин спустился с небес на землю и, приземлившись на носки, твердо встал на ноги посреди руин.

Он промок насквозь, кровь продолжала течь из его ран, но из-за выражения полного безразличия на его лице он был совершенно не похож на Чу Ваньнина.

То, что он только что сказал, было правдой.

Цветок Вечного Сожаления Восьми Страданий Бытия поглотил его возлюбленного, поэтому в обоих мирах он умер от рук Ши Минцзина. В обеих жизнях.

— Что бы ты ни пытался сделать, уже слишком поздно! Знаешь, что ты должен был сделать, чтобы предотвратить все это?! — скаля зубы в бессильной злобе, обезумевший Ши Мэй продолжал кричать на Чу Ваньнина, и даже проливной дождь, что накрыл их, не мог погасить огонь его ненависти. — В той жизни ты должен был открыть Пространственно-временные Врата Жизни и Смерти и, вернувшись в прошлое, убить Мо Жаня, разорвать его труп на куски, сжечь его дотла, а пепел развеять по ветру! Ты должен был убить его!

Взгляд Чу Ваньнина остался таким же безразличным и холодным.

— Какое еще новое начало, какое спасение через искупление грехов! Смех да и только! Только потому, что ты хотел спасти его и не хотел убивать, я смог заполучить его вновь окрепшее, невероятно мощное духовное ядро! Только благодаря этому я смог вновь переплавить Тасянь-Цзюня, и мы пришли к такому итогу! — после этих слов Ши Мэй рассмеялся в голос.

Его взгляд источал яд, словно клыки гадюки, хвостовой коготь скорпиона и тысячи осиных жал.

— Это все из-за тебя... — снова процедил он сквозь стиснутые зубы, — потому что ты не смог этого сделать. Разве ты не хотел остановить меня? Если бы ты без жалости убил его