Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было немного странно стоять за ней, поэтому я подошёл к камину и начал его разжигать. За спиной хлопали обложки пластинок.
– Как эта штука работает? – спросила она, запихивая пластинку в проигрыватель.
Мы стояли на коленях бок о бок, наши плечи соприкасались. Она играла с кнопками и колёсиками.
– Вот так, – я нажал большую кнопку и бросил на Дебс ехидный взгляд.
Она усмехнулась. Выстрел. Мы вздрогнули. Потом гитара. Кто-то осыпал нас потоком насмешливой ругани[18]. Дебс громко хлопнула в ладоши.
– Это прекрасно! – сказала она, прыгая и кружась, а потом рухнула в кресло.
Я вернулся к камину, сложил дрова, зажёг спичку и поднёс к газете. Огонь зашипел. Растопка затрещала. Я сел на ковёр, опираясь на руки, чувствуя жар на лице. Дебс сложила пальцы шпилем и глядела на меня поверх них, будто злой гений. Я лёг. Группа на пластинке будто пыталась куда-то доехать, но их это не сильно заботило.
Топ-топ.
Она сбросила свои мартинсы и поджала ноги.
Когда запел хор, я присоединился, ухмыляясь, как солист.
Я завыл бесконечно длинную ноту. Дебс рассмеялась. Её нога в фиолетовом носке вытянулась и аккуратно ткнула меня.
– Хватит!
– Неу-у-у-у-у-у-у-у-у!
Она снова засмеялась, но ноги оставила на месте. Я замолчал, мы стали слушать. Теперь в комнате было другое настроение. Огонь лизал сухое дерево. Дебс просунула ноги между моей спиной и ковром.
Моё сердце забилось быстрее. Я смотрел на ковёр, но всё моё внимание было сконцентрировано на ней. На её ступнях под моими рёбрами. Моя грудная клетка расширяется, сужается. Я надеялся, что она не почувствует, как быстро бьётся моё сердце. Она вытащила одну ступню и прижала пальцы к моим рёбрам.
Я протянул руку и схватил её за лодыжку.
Может быть, секунду мы не двигались. Потом она отдёрнула обе ноги.
– О! – сказала Дебс, вставая и подбегая к проигрывателю.
Она снизила громкость.
– Чуть не забыла.
Она достала сложенную бумажку из заднего кармана и показала мне.
На пятнистом чёрно-белом флаере был нарисован волк. Сверху было написано: «Камбрийский волк!», а снизу: «Вечер местных историй», и январская дата.
– Мы должны пойти.
Теперь из колонок доносился ужасный белый шум, а не музыка.
– Ты в порядке? – спросила она.
Он был во мне. Он преследовал меня.
Я встал и подошёл к проигрывателю. Раздался щелчок, когда я поднял иголку.
– Что случилось?
Воробьи в кустах делили ягоды с потрясающе чистой крысой. С веток капало. Весь мир жил. Только я не жил, бесполезный, остановившийся.
– Люк.
Я повернулся к ней.
– Нам стоит пойти, – сказала она. – Разузнать что-нибудь.
Её глаза были большими и яркими.
Я кивнул и повернулся к окну.
– Я думала, тебе будет интересно, – сказала она с нотками разочарования.
Я смотрел на коричневый склон горы, чёрные камни, снег.
Раздался стук. Я обернулся и увидел, как она надевает мартинсы, затягивая шнурки так, будто она душит свои лодыжки.
По дороге ехала машина.
Она встала и натянула шапочку. У меня появилась страшная мысль, что наша дружба – если она вообще была – закончилась. Я хотел сказать что-то, чтобы она осталась, чтобы мой мозг остановился, но я мог только смотреть, как она собирается уйти.
Бабушкин Фиат пересёк канаву.
Дебс подошла к двери.
– Постой.
Она не остановилась. Прежде, чем я вышел в холл, она уже столкнулась с бабушкой в дверях. Я остался в гостиной и слушал.
– Дебора!
– Здравствуйте, Ив, я как раз ухожу.
– Ох, какая жалость.
– До свидания.
– Не хочешь остаться на чашку чая?
Я не двигался.
– О, останься на чашечку, Дебора. Я давно тебя не видела.
Дебс, видимо, согласилась, потому что бабушка сказала:
– Я поставлю чайник.
Бабушка пошла на кухню, а Дебс вернулась в гостиную и села в кресло, не глядя на меня. Я пошёл помочь бабушке.
– Вы поссорились? – спросила бабушка, заваривая чай.
– Нет.
Бренчала посуда. Булькало молоко.
Чайник вскипел.
– Так, – сказала бабушка, коротко улыбнувшись.
Мы вернулись в гостиную.
Дебс листала бабушкину книгу про забастовку шахтёров.
– Как дела в школе, Дебора?
– Спасибо, – сказала Дебс, откладывая книгу на ручку кресла и принимая чашку. – Хреново, на самом деле. Как работа? Есть хорошие клиенты?
– Трудные клиенты, – сказала бабушка.
– Придурочные клиенты, – сказала Дебс.
– Верно подмечено, – засмеялась бабушка.
Дебс разглядывала фотографию на задней обложке книги. На ней полицейские лошади мчались на строй людей, раздетых до пояса. Я стоял у камина и тыкал горящие дрова кочергой.
– У вас когда-нибудь были проблемы с законом, Ив? – спросила Дебс.
– Один раз.
Я обернулся. Бабушка была серой, серьёзной.
– У тебя?! – переспросил я недоверчиво.
– Это прозвучало не как комплимент, Лукас, – сказала бабушка.
– Что вы натворили? – спросила Дебс.
– Мне грозил арест за управление повозкой с пони.
Дебс громко рассмеялась.
– За что именно? – спросил я. – За опасное вождение?
– Нет, – сказала бабушка. – К тому же я и не подумала бы, я должна была заботиться о твоей матери.
Моё сердце дрогнуло. Почему она упомянула маму? Она никогда не говорила о маме.
– Так что произошло? – спросила Дебс.
– Это было примерно в одно время с Бинфилдской Битвой[19]…