Но найти ее оказалось так же просто, как проверить их совместную выписку по кредитной карте. Фарерские острова. Где это вообще находится?

Он вызвал своего пилота и вскоре направился в сторону Исландии.

Пиа обнаружила, что в ее жизни физический дискомфорт проявлялся всегда именно в то время, когда ей было особенно плохо на душе.

Было что-то обнадеживающее в возвращении к привычной жизни. Она бросила свою верную, прилично изношенную гелевую подушку на подходящий камень, положила дневник на колено, зажала зонт в одной руке и другой рукой начала делать записи о наблюдениях за колонией тюленей.

Ветер дул дождь ей в лицо и на страницу дневника, но именно поэтому она надела резиновый плащ и использовала карандаш вместо шариковой ручки. Сырость пронизывала ее до костей, но у нее были подушка и термос с горячим чаем в качестве утешения. Мужчина, которого она любила, никогда не полюбит ее, и именно поэтому она была здесь. Даже отверженные души могли быть полезны человечеству, если бы они не возражали против монотонной работы и изоляции.

Лай тюленей и порыв волн перекрывали все остальные звуки. Поэтому она не услышала звук шагов, а внезапно увидела возникшие прямо перед ней сапоги.

Она ахнула и подняла лицо вверх, говоря себе, что это, скорее всего, местный житель, которому стало интересно, что она делает. Но она уже знала, что это был Анжело. Ее тело узнало его, прежде чем ее глаза подтвердили это.

Он посмотрел на небольшую гавань внизу, но снова перевел взгляд на нее, пытаясь разглядеть ее лицо из-под зонта.

- Что ты делаешь?

- Работаю.

- Я думал, ты хочешь участвовать в исследовании беременности?

Она посмотрела вниз. Она хотела сказать ему, что все, что она изучала, имело значение только для нее. И она уже начинала думать, что ни она, ни то, что она изучает, ни для кого не имеет значения. Но промолчала и снова спряталась под зонт.

- Я сказала тебе, что мне нравится собирать данные, когда мне нужно подумать.

- Ты могла бы сказать мне, куда ты едешь.

- Ты сам не сказал мне, куда едешь.

- Туше. Я отправился на остров. В доме сейчас беспорядок, но с детской все в порядке. Все должно быть отремонтировано и готово для нас к тому времени, когда родится ребенок.

- «Для нас»? - Она нервно крутила ручку от зонта. - Для тебя и ребенка?

- Для всех нас.

- Ты прекратил наш брак, Анжело. Ты оставил меня.

Спазм сковал ее горло, и она не смогла больше ничего сказать. Она только смотрела мимо Анжело на белую пену на серых гребнях волн. Она уехала, потому что не могла поверить, что он так бесцеремонно бросил ее.

- Ты сказала, что мое прошлое не изменит твое отношение к нашему браку.

- Оно и не изменило моего отношения.

Он откинул назад зонт, чтобы видеть ее глаза. Его волосы были совершенно мокрыми от дождя, капли воды стекали по его лицу.

- Тогда почему ты здесь?

- Ты сказал, что все закончено. Мне нужно было снова почувствовать себя собой. Делать то, что я знаю и умею, а не…

А не биться головой об стену из-за неразделенной любви и неудавшегося брака.

- Я беспокоился о тебе.

- С ребенком все в порядке. Я была у врача, прежде чем уехать. Врач сказала, что все в порядке.

- Я беспокоился о тебе.

- Никто никогда не беспокоится обо мне. - Она попыталась снова закрыть свое лицо зонтом.

Он не позволил ей.

- Я беспокоюсь о тебе.

- Ребенок…

- Да о тебе же! - почти крикнул он.

Она была так поражена, что отпустила ручку зонта. Подхваченный порывом ветра, зонт скатился вниз по холму.

Пиа не двигалась, а только ниже натянула шерстяную шапку на голову.

- Я все еще одна из тех обладателей голубой крови, которых ты так ненавидишь, - напомнила она ему.

- Ты единственная обладательница голубой крови, которую я могу выдержать, - пробормотал он. - Включая меня. Надеюсь, у нашего ребенка будет больше от тебя, чем от меня.

- Ты все равно будешь любить нашего ребенка?

- Буду. - Его измученный взгляд перенесся в сторону воды. - Я не могу изменить то, какой я есть, Пиа. Иногда я ненавижу себя за свое существование. За то, что причинил столько боли той, которую я любил.

- Я не могу говорить за нее, Анжело, но, похоже, она любила тебя так же, как и ты, несмотря на кровь, которую ты в себе несешь. Эта кровь не меняет того, что я чувствую к тебе или что я чувствую по отношению к нашему ребенку.

- Как ты относишься ко мне?

Она почувствовала, что ее глаза наполнились слезами. Она посмотрела на ставшую совершенно мокрой страницу дневника.

- Ты хочешь услышать, что я чувствую? Злость, - сказал он раздраженно. - Я зол из-за тебя. Меня выводит из себя тот факт, что твой отец не понимает, насколько ты уникальна, и что твоя мать ценит только свое богатство и не понимает, какие страдания она причиняет тебе.

- Это не.

- Не говори, что это не имеет значения. Это важно. Ты имеешь значение, Пиа. Ты важна для меня. Но я понимаю, что твоя мать не изменится. Я не хотел заставить тебя плакать.

Она достала салфетку, и он присел, чтобы поймать ее взгляд своими глазами.

- Твой ход. Скажи мне, что ты чувствуешь, - потребовал он.

- Благодарность. - Это было трусливое признание. У нее не хватило смелости сделать больше. Хотя это было правдой. - Независимо от того, что происходит между нами, я всегда буду благодарна, что благодаря тебе у меня появится ребенок, который будет любить меня такой, какая я есть.

Выражение его лица изменилось. Мучение, казалось, охватило его.

- Пиа, я именно тот человек, который будет любить тебя такой, какая ты есть.

Ее сердце сжалось, и у нее закружилась голова, она чуть не упала с камня.

- Вы не можешь любить меня.

- Конечно, могу. Вот почему я ушел. Я не мог вынести, что снова причинял боль тому, кого я люблю. Но это был совершенно нелогичный поступок, потому что я все равно обидел тебя. Я надеюсь, что ты не позволишь мне снова совершать такие глупости.

- Но меня нельзя, любить.

- Конечно же, можно. Ты умная, смешная, добрая и чуткая. И очень сексуальная. Храбрая.

- Видишь, ты врешь мне.

- Скромная. Очень красивая, хотя я знаю, что тебя это не волнует. Любопытная и душевная.

- Я просто робот.

- Вдумчивая. Любящая. - Он дотронулся до ее колена и заметил, что джинсы совершенно промокли.

Она начала дрожать, но не от холода. Она не могла сомкнуть губы.