для неокрепших умов, юноша, — заявил отец Уильям, и тут же добавил:

— Но это не касается тебя. Откроюсь тебе немного… Отец Салливан в курсе, — тут же добавил он. — Общение с тобой — это часть моей миссии в Новом Свете. Интересы Ватикана в сборе знаний простираются во все концы света, сын мой. И они не были обмануты, юноша. Действительно, твоя память удивительна, и я еще не встречал человека, который может прочитать несколько страниц и запомнить их слово в слово. Про твои мыслительные способности пока молчу…

— Только в том случае моя память это делает, когда я захочу, в противном случае нет, ваше преподобие. Можно вопрос? — продолжил юноша, и так как отец Уильям промолчал, то принял это за знак согласия.

— А почему большинство людей нуждаются в поводыре, как вы вчера говорили?

— Это сложный вопрос, юноша… Начну с простого. Если взять группу людей, и дать им изначально равные условия, например — дать по одинаковому участку земли, то через год ты увидишь отличия.

— Понимаю вас, отче, я это наблюдаю вокруг, сколько себя знаю. Но отчего это зависит?

— Скажу тебе коротко, сын мой, сейчас будет команда на полуденный отдых, как я вижу… Дело в том, что люди изначально рождаются с разными способностями к духовному развитию и самосовершенствованию, а потом воспитываются в разных семьях. Поговорим об этом вечером на стоянке, когда будет возможность.

Пастор замолк и не договорил, потому что увидел, как на первом фургоне явно стали заворачивать с тропы, заметив удобное место.

Солнце давно поднялось к зениту и стало хорошо припекать. Караван шел с самого рассвета, делая короткие остановки для отдыха животных, при этом немного сворачивая с тропы на траву. Как только глава каравана с проводником дали команду, волы охотно потянули фургоны с пыльной дороги в сторону реки и деревьев. Даже шагу прибавили, чего на маршруте никогда не сделают. Люди и животные будут обедать и отдыхать. Пройдена большая часть дневного маршрута, после обеда всех ждет короткий отдых, общий молебен, потом свободное время до самого ужина.

После ужина мужчины были заняты до самой темноты, делая мелкий ремонт в фургонах и смазывая оси. С одним фургоном пришлось провозиться долго, заменяя треснувшие детали в ходовой и поворотной части. Это была повозка примкнувшего торговца, за которой явно плохо ухаживали.

Разговоры сегодня если и возникали, то быстро затухали. Когда было объявлено, что во вторник месяц, как все в походе, все просто сидели у пламени костров и думали о своем. Только младшие сбились в кучу немного в стороне, забрав свои подстилки, и негромко переговаривались, размахивая руками. Тема у них была: «каким я буду отважным охотником в следующий раз». Айвен прислушивался, и это было забавно со стороны.

Парню интересно было также наблюдать за щенками, которых дети принесли из фургонов. Два щенка немецкой овчарки в возрасте месяца ехало в фургоне Вольфов на попечении их дочери Греты. Еще три путешествовали в фургоне оружейников на попечении их единственной дочери Магды. Той же породы и в возрасте полутора месяцев.

У всех щенков присутствовал здоровый инстинкт самосохранения. Они все поголовно не удалялись от подстилки и от детей более, чем на один ярд, и тут же возвращались в круг, где сидели дети. Определили себе безопасную дистанцию.

— Про змей расскажи детям, а то совсем страх забыли, бегают по высокой траве без опаски, — попросил Август проводника.

Дэвид сидел у костра на серой войлочной подстилке из некрашеной бараньей шерсти, сложенной вдвое, и занимался ремонтом мокасин. Орудовал толстой, слегка изогнутой иглой, перед этим прокалывая отверстия коротким шилом с деревянной ручкой. С одной стороны, лежали моток крепких ниток и куски кожи, а с другой сидели Вернер и Вилли, дети семьи Нойманн. Парням было шесть и семь лет соответственно, но они не пошли к остальным «охотникам», а сидели и очень старались сшить мокасин из заготовки кожи с заранее пробитыми дырками по швам. Такую заготовку дал каждому Август. Рядом сидела Катарина Циммерманн. Одиннадцатилетняя дочь винодела очень старалась, делая на куске грубого холста вышивку по контуру какого-то неизвестного науке животного.

— Из опасных змей в первую очередь надо бояться гремучую змею, громко начал Дэвид, чтобы было слышно всем у костров. — Почему их так называют?

— У нее на хвосте есть такое, что похоже на погремушку, сэр! — ответила Катарина.

Младшие в стороне прекратили свои разговоры об охоте и начали прислушиваться тоже.

— Верно. Змея начинает греметь этой «погремушкой», как ты сказала. Так она намекает, что к ней приближаться не стоит…

— Но дальше говорю серьезно! Техасский гремучник — самая опасная змея в этих краях, и почти все ее видели. А кто не видел — тот увидит скоро. Вы должны знать, что эти змеи ведут ночной образ жизни. Знание — это тоже оружие! Они не любят прямых солнечных лучей. Охотятся ночью на ящериц и лягушек, мелких животных и птиц.

— А луговую собачку она может съесть?

— Не только может, но и делает это охотно, мисс. Про луговых собачек мы поговорим завтра. Расскажу, какие у них городки под землей. А сейчас пора идти спать. Завтра будет очередной трудный день в походе, целый день идти. Вон, Барбара и Мари, самые старшие, зевают…

Взрослые девицы устали примеряться взглядами то к Айвену, то к Дэвиду, при этом спокойно и небрежно слушали, что говорит им торговец Рольф, глядевший на них с вожделением. Их мать уже устала осаживать пыл своих дочерей, со здоровыми инстинктами воевать бесполезно, а только следила, чтобы вели себя пристойно.

— Я слышал, — заявил молодой доктор Крюгер из тринадцатого фургона, — что на одной ферме мужчина отрубил голову змее, а потом понес ее выбрасывать, и отрубленная голова вцепилась ему в руку. Тогда спасти фермера не удалось.

— К чему все это рассказываю? — продолжил Дэвид и вздохнул, откладывая мокасин в сторону. К тому, что не нужно бегать вокруг по высокой траве, ни о чем не думая. Ночью это вдвойне опасно. Даже туалеты вы посещаете по одной протоптанной к ним тропке, и никак иначе.

— А я читала, — заявила Ханна Мюллер, — что от змей спасает толстая нить из овечьей шерсти, которую нужно положить на земле вокруг повозки. — Эта хорошо сложенная и рассудительная девица шестнадцати лет сразу положила глаз на Айвена, но делала это ненавязчиво для окружающих. Айвен отметил ее умение контролировать себя и улыбался ей чаще, чем сестрам Штерн.

— Насчет нити не знаю, не пробовал…, - серьезно ответил Дэвид, — но все вы сидите