сейчас не на земле, а на подстилках из овечьей шерсти, и спите на них. Думаете, это просто так?

— Ничего не бывает в жизни просто так, сэр, мы помним…, - произнесла очень старательно рыжая Айне Маккинли.

— А некоторые молодые люди берут подстилку и идут подальше от лагеря, и змеи их не пугают…, - заявила Барбара Штерн. Восемнадцатилетней девице так били в голову гормоны, что она не смогла не устоять и не запустить шпильку в адрес более успешной соперницы.

Дэвид тихо вздохнул и отложил в сторону мокасин, оставив иглу в шве.

— Я же не слепой, мисс, и все вижу. Если ты хочешь узнать мое мнение — вот оно. У нее есть родители, и они тоже все видят, и главное слово за ними.

— С нами беседовали на эту тему, — решил пояснить Айвен прилюдно, чтобы закрыть вопрос для всех тех, кто сидел вокруг костра сейчас, навострив уши. Включая детей, которые здесь взрослели рано. Вопрос серьезный, хотя ему было больше смешно, чем страшно объясняться, но надо. С юношей давно провели беседу святые отцы, а с Ханной — родители.

— Мы дали обещание, между прочим, что ничего порочащего девичью честь нет и не будет, только беседы вдвоем на темы, которые нам интересны, и ничего кроме.

— Мы слушаем, как растут дикие травы! — пояснила Ханна, совершенно спокойно, глядя при этом на реакцию сестер Штерн.

Старшая — Барбара, которая «неровно дышала» к Айвену еще на территории поселка, при этих словах открыла рот и явно собиралась сказать какую-то гадость, но потом передумала. Но полностью удержать себя не удалось, и она внезапно закатилась заливистым смехом.

— Об этом мы поговорим отдельно, в следующее воскресенье после проповеди, где коснемся этой темы… А, сейчас — Айвену пора в дозор! — «закруглил» беседу отец Салливан, который до этого сидел молча и слушал.

Священники и родители Ханны понимали, что в таком возрасте можно остановить, но не удержать. Ни силой, ни угрозами. Просто после беседы с юношей, и особенно с Ханной, священники и родители поняли, что надежда на сознание молодых людей полностью оправдана. Юноша, тот вообще все просчитывает в голове в первую очередь. Как сказал им Айвен: «с моей стороны — это лишь способ сделать так, чтобы Барбара с Мари отстали…».

Дежурили по четыре часа. Айвен был в группе с Йоханом Циммерманном из девятого фургона. С ними навязался сын Йохана Карл одиннадцати лет, шустрый и умный мальчишка. Ну и верный пес Лис был, как же без него. Карл замучил вопросами, да еще пришлось его учить действиям в караульной службе, да и пес вел себя беспокойно, все принюхивался, но явной тревоги не подавал.

Вместе наблюдали, как не все сразу, а по очереди гасли лампы в фургонах, и тенты, освещенные изнутри как «китайские фонарики», погружались в темноту. В четыре утра юноша тихо пробрался на свое спальное место в третьем фургоне, осторожно улегся рядом с Дариной, укрылся одеялом и попытался уснуть.

Пролежал полчаса, а сна нет, даже задремать не смог.

Прошло еще немного, старался расслабиться и заснуть, но….

Наконец парень понял, что не дает уснуть. Чувствовал какие-то изменения, легкий дискомфорт, а потом и тревогу. Хотя пока не понял, что именно тревожит.

Поднял голову выше, постарался прислушаться и войти в нужное ему состояние. Потом осторожно сел, аккуратно подоткнул одеяло за спиной девочки, которая продолжала крепко спать, и стал слушать, медленно поворачивая голову. Его острый слух работал пока один, а мозг обрабатывал всю полученную информацию.

Теперь он начал ощущать какое-то движение со стороны реки. От места стоянки фургонов в ту сторону сначала располагались животные, потом шли деревья у берега реки. Дозоры находились справа и слева вдоль течения реки. Луны сегодня не было.

Посидел на коленях с минуту, сканируя пространство, пока не определился, что то, что вызывало беспокойство, идет со стороны реки. Потом услышал металлический звук, высунулся из фургона сзади и посмотрел на животных.

В беседах с отцом Уильямом парень объяснял, как это у него происходит — видеть в темноте. Просто так оно не работало. Для этого ему надо было совершить усилие — сначала медленно закрыть глаза, потом «настроиться», как это называл он сам. Посидеть так около половины минуты — и картинка сначала появлялась в положении закрытых глаз. Потом, при открытии, она сохранялась, и парень начинал видеть окружающее, но в одном цвете. В приятном зеленом цвете. Когда рассказал, не услышал от священника ни одного слова о ереси. Наоборот: «…работай над этим, сын мой, управляемые возможности лучше непокорного умения». — С этими словами католик осенил юношу крестным знамением.

Сейчас он смотрел в первую очередь на лошадей, потому что волам хоть над ухом стреляй, им все равно. Кони вели себя спокойно, но юношу это не убедило.

Решив, что пора действовать, Айвен осторожно поднялся и выпрыгнул из фургона, мягко приземлившись на траву.

И опять замер. Так же тихо достал пояс с револьверами, который был под водительским сиденьем.

— Сэтору-сан! — осторожно позвал он наставника, который обычно спал на своем постоянном месте — под фургоном, завернувшись в одеяло почти с головой. Подушкой у него служила деревяшка, отполированная его головой за долгие годы, сейчас обернутая в мягкий войлок. Он был там один, без Джеро. Напарник не был таким аскетом, и для сна использовал небольшую, туго набитую подушечку, вышитую узором с кошечками. Подарке от Дарины.

— У реки есть посторонние, наставник.

Сэтору не надо было ничего долго разъяснять. Сделав небольшую паузу, необходимую для перехода от сна к действиям, он молча и тихо развернулся из одеяла, одел обувь, схватил свой пояс с оружием и поднялся. Сделал Айвену знак подождать и пропал, а через минуту появился вместе с Джеро. Тот пришел не только с револьверами, но и с любимым коротким клинком в ножнах.

— Пошли! — сказал очень спокойно Сэтору. Лис тоже было собрался бежать с ними, стоял и энергично вертел хвостом. Но Айвен строго, одним взглядом без слов дал ему понять, чтобы тот оставался у фургона. Хвост у пса мгновенно опустился.

Друзья начали тихо пробираться между лежащих волов, а потом постарались подальше обойти лошадей. Когда обошли всех животных и оказались между ними и рекой, присели в траве и стали смотреть и слушать. Перед ними, в тридцати ярдах, темными очертаниями проявлялись деревья у реки. За те пару минут, что сидели, Айвену удалось услышать обрывок разговора, и потом и шорохи от людей, которые ворочались на земле. Лошади рядом с волами