Тогда Ляля попыталась закрыть окно, но у стеклопакета уже не было ручки, успели оторвать.

«Пятнадцать минут уже жду, – подумала она, взглянув на часы, – сам же к десяти вызывал!»

Она решилась и постучала в дверь снова.

– Заходите! – проворчали из кабинета.

Кабинет был маленький и очень захламленный. Папки с делами валялись на шкафу, были кое-как втиснуты в стеллаж и громоздились неустойчивой грудой на подоконнике. Следователь Крачкин выглядел соответственно своему голосу – невысокий плешивый мрачноватый мужчина с уныло повисшим носом и близко посаженными маленькими глазками.

– Вы кто? – неприязненно спросил следователь, не утруждая себя приветствием.

– Я Птицына, – Ляля протянула ему повестку.

– Опаздываете, Птицына! – пожурил следователь. – Более ответственно нужно к своим обязанностям относиться!

Ляля открыл было рот, чтобы сказать, что она пришла вовремя и уже двадцать минут, как последняя дура, сидит под дверью и что он, следователь, прекрасно это знает, но решила промолчать. Черт его знает, что за человек этот Крачкин, еще привяжется. Нет у нее доверия к полицейским.

Она села без приглашения. Стул был деревянный, но такой же шаткий, как в коридоре. Следователь открыл новую папку и стал задавать рутинные вопросы, просмотрев предварительно Лялин паспорт.

– Так, регистрация у вас временная, а раньше где жили? – Он пролистал паспорт.

«Там же написано, – со злостью подумала Ляля, – читать этот Крачкин не умеет, что ли?»

– В Зауральске, – все же сказала она.

– Вижу… – он отложил паспорт, – и что же вы решили покинуть свой родной город и приехать к нам?

«Родной город… – с тоской подумала Ляля, – знал бы ты…»

Тут она поймала на себе взгляд Крачкина. Взгляд был острый и цепкий. Слишком острый и цепкий.

Ляля поняла, что он нарочно притворяется недалеким противным типом, а сам, конечно, противный, но очень хитрый и въедливый. Он хочет ее на чем-нибудь подловить, причем не обязательно подозревает. И то верно, не может же он думать, что это она задушила несчастную Веру Анатольевну.

Ляля поняла, что нужно немедленно взять себя в руки. Она расслабилась, обвисла на стуле и посмотрела на следователя сонным туповатым взглядом.

– Решила изменить свою жизнь, – заученным голосом сказала Ляля, – а то время идет, а я ничего не видела, кроме Зауральска. Надо расширять горизонты.

– И как вам ваша новая жизнь? – теперь в голосе Крачкина звучала откровенная насмешка, и в глазах его она отразилась вся – с дурацкой короткой стрижкой и татуировками.

Ляля промолчала. Крачкин вернул ей паспорт и начал задавать вопросы по существу. Ляля отвечала, что когда вернулась, то никого не встретила и нашла Веру Анатольевну уже мертвой. Нет, в библиотеке не было беспорядка. Нет, вроде бы ничего не пропало, только бюст Гоголя валялся на полу, наверно, Вера им оборонялась, хотела убийцу по голове стукнуть, да не успела.

– Свидетельница, отвечайте на вопросы, а ваши умозаключения мне без надобности, – оборвал ее Крачкин, – я и сам умный.

«Оно и видно, – со злостью подумала Ляля, – вас тут целая толпа по этому делу работает, убийца уже четвертую жертву придушил, а вы и не чешетесь!»

В это время рывком открылась дверь, и вошел тот самый немолодой мент, который приезжал в библиотеку, когда убили Веру. Мент тогда Ляле жутко не понравился – злющий, как голодный волк, грубый, как орангутанг, наорал на Лялю ни за что ни про что. Сейчас он на нее и не взглянул, а сразу напустился на Крачкина.

– Василий, ты что же это делаешь? Ты нарочно, что ли, время тянешь? Начальство там… – он употребил матерное слово, так что Крачкин сразу рявкнул Ляле:

– Свидетельница, выйдите из кабинета, подождите в коридоре! И дверь закройте!

«Надо больно ваш мат слушать!» – подумала Ляля, выходя в коридор, который был по-прежнему серый и унылый, только какой-то добрый человек подложил сложенную вчетверо бумажку, чтобы окно закрылось.

Ляля села на стул и нахохлилась, как больной воробей. Из-за закрытой двери кабинета доносился говор. Слов Ляля не разбирала, поняла только, что разговор велся на повышенных тонах. Мент рычал, как тигр, Крачкин отвечал ему криком, при этом голос его срывался, и он частенько пускал петуха.

В конце концов дверь распахнулась от удара ногой, мент выскочил, злобно зыркнул на Лялю, пустил напоследок матом и ушел, шагая крупно, и задел еще плечом попавшуюся уборщицу так, что она едва не выронила ведро с горячей водой. Ляля съежилась на своем стуле, понимая, что сейчас соваться к следователю не стоит, еще попадешь ему под горячую руку.

Тут она услышала писк набираемого номера телефона и голос Крачкина, потому что скандалист, уходя, распахнул дверь, и она закрылась теперь неплотно.

– Алло! – громко сказал Крачкин. – Сидорова мне! Сидорова, я сказал! Как – куда звоню? В отдел экспертизы! Что – опять не туда попал? Черт знает что! Ладно…

Снова слышался писк, потом Крачкин заговорил громко:

– Сидоров, ты? Ты что же тянешь так долго с заключением? Как это – с каким? Ты что, с утра глаза залил, что вообще ничего не помнишь? Ах, вчера сестру замуж выдавал…

Крачкин сделал паузу, чтобы набрать воздуха, и продолжил:

– Слушай, мне до сестры твоей дела нету, мне заключение срочно нужно по Серебровой! Ну да, той бабы, что в библиотеке задушили! Слушай, ты мне тут свои шутки дурацкие не шути – тело в библиотеке, и Агату Кристи не приплетай! Ты мне скажи – есть связь с предыдущим трупом? Как это – каким, ты что, вообще ничего не помнишь? Ах, свадьба… Какой труп? Сейчас фамилию найду… Горбоконь! Ага, Горбоконь А. В. Ну да, этот трупешник. Что? Ну, на словах ты можешь сказать? Все точно, полная идентификация, уверен, что один и тот же убийца? На все сто? Ну, смотри, Сидоров, чтобы без косяков на этот раз! Тебе это так не сойдет! Ага, официальное заключение присылай как можно скорее, начальство отчетности требует!

Ляля, которая до этого сидела на стуле как приклеенная, отважилась пошевелиться. Она всполошилась, услышав фамилию Горбоконь.

Что-то очень знакомое, эту фамилию она уже слышала, такое не забудешь, это тебе не Иванова. Надо в библиотеке посмотреть. Но как уйти, этот велел ждать…

Тут Крачкин вышел из кабинета и стал запирать дверь.

– Василий Васильевич, а как же я? – пискнула Ляля.

– Ах, вы еще здесь… – проворчал он, – ладно, сейчас можете идти, я вас еще вызову.

Он подписал повестку и быстро пошел по коридору.

– В столовую побежал, – с необъяснимой ненавистью сказала появившаяся уборщица, – с виду – хлипкий такой, а жрет ужас сколько. Как столовая открывается – так он первый в очереди. Троглодит! И куда только в него влезает?