Александрович, с супругой! Кланяйтесь Александре Ивановне! Давненько и она у нас не была. Мы вам всегда рады.

Так любезно прощались они, и, хотя все были друг другом довольны, никто не ожидал, что знакомство окажется столь серьезным, оставит след в судьбе по крайней мере двоих из присутствующих.

Глава 18. Разговоры под окном

– Что-то лежало в этом тайнике… Гопник этот тайник обнаружил, когда печку старую разбирал, а в нем нашел ценность какую-то. И решил присвоить. А хозяйка вошла и увидела. Фикус тот ни при чем, не в фикусе дело. Хозяйка его, скорее всего, сама из кадки вынула: пересадить хотела. Да на беду свою вышла в кухню и увидела, что он вещь ценную прячет, только что ее из тайника вынул… – так рассуждал старый милиционер Потапов, пока лейтенант полиции Виктор Козлов вновь опечатывал дверь дома убитой учительницы. Сержант Толик топтался рядом. «Ишь ты… Старый конь борозды не испортит… – уважительно думал он. – Ишь, Петрович въедливый какой! Докопался! Теперь бы еще скрутить этого Искусствоведа, и премия обеспечена! Светка за шубу все просит… Будет ей шуба!».

– Пойдемте у Дондуковых еще о печнике поспрашиваем – лишним не будет, – говорил между тем «въедливый» Потапов. – Вон, старик с розами все ковыряется…

– Здрасте! – Кузьмич все еще работал в палисаднике, он поднял голову от подвязываемого куста: розы в окно лезли, потребовалось подвязать. – Что ж опять к нам? Или забыли что?

– Здравствуй, дядя Гриша. Не забыли, а, наоборот, новые факты вскрылись, затем и приехали, – солидно и с достоинством ответил Виктор. – И с тобой поговорить хотим. Печник тот, дядя Гриша, непростым оказался. За убийство уж восемь лет отсидел. И еще захотел, видно. Очень опасный преступник. Ввиду вновь открывшихся фактов ты, может, вспомнишь поподробнее, что об этом печнике знаешь?

– Дык ведь… печник и печник… Я не особо много с ним общался. Чего мне общаться? Он ставит себе печку Ивановне, а я своими делами занимаюсь, по хозяйству…

Из открытого окна высунулась Ульяна Васильевна.

– Витя, дед не понимает, ему все хороши. Добрый слишком. А печник тот был очень подозрительным. И даже имя то одно назовет, то другое – это уж точно вор! Это первая примета! Кому Игорь скажет, а кому Жора! Вот кто он после этого, если не вор?! Это ж разные имена! Жорой Георгия можно звать, но не Игоря. А Игорь – это Гарик. Я и Ивановне говорила: «Куда ты спешишь переделывать печку?» Еще и эта хорошая была, даже пироги Ивановна в ней пекла! А она: «Нет, старая больно печка, при царе Горохе строили, пожара боюсь». Тут и без печки пожгут – вон что делается! – сделав энергичный кивок в сторону обширного пожарища, Дондукова хотела отойти от окна.

– Подождите, Ульяна Васильевна, – остановил ее Потапов. – Поговорите с нами еще. Это любопытно, что разные имена называл, это мы запишем. А вот почему ж учительница так спешила печку обновлять, если еще хорошая? Печка эта вообще нам очень интересна. Когда ж она сделана была? Наверно, после войны сразу? Тут же, кажется, все погорело в войну?

– Не все! Не все тут погорело. Дед, расскажи людям! Это ж в дедовом доме мы живем. От отца ему достался. Он тут про все дома в окрестности знает.

Все опять повернулись к Григорию Кузьмичу.

– Ну, про дом могу, конечно, рассказать. Я всю жизнь в этом доме прожил, и отец мой, и дед здесь жили.

– Этот дом управляющий Пржевальского строил, я слышал… – вставил Козлов.

– Да, – согласился старик. – Но семья управляющего, то есть сына его, в двадцатые еще годы, вскоре после революции, переехала куда-то, и дом не пожалели, продавали. А дед мой, не будь дурак, купил. Дед безземельный был, жил в Маклакове в хибаре. Но не дурак. Хороший дом купил у управляющего, все честь по чести, документ есть. С тех пор тут и живем. А в войну тут бои шли, но нашу деревню почти не задело, слава богу. Правда, отец не вернулся, как многие. Я мальчонка был, а отец воевал, не вернулся. Мамка моя одна нас поднимала, троих. Брат с сестрой уехали, брат у меня начальником стал в Смоленске, на автобазе, а сестра в Демидов замуж вышла. Брат…

– Дядя Гриша, брата твоего мы знаем и, что начальник он в Смоленске, помним. Ты про дома расскажи. Ну, вот твой дом – хороший, конечно, правильно твой дедушка его купил, и не задорого, скорее всего. А у соседей, у Натальи Ивановны что за дом? – перебил Виктор. – Я сколько помню, она всегда в нем жила. От отца тоже дом?

– Так и у Натальи Ивановны такой же старый, как мой! Только, конечно, историческая ценность моего больше: управляющего Пржевальского дом. А ее дом родовой, причем и строил ее прадед. Тоже давно, задолго до революции. Он был крестьянин зажиточный, мельницу тут арендовал. Натальи Ивановны девичья фамилия Мельникова. Это уж потом она на Аникееву сменила, когда замуж вышла. Муж у нее, помните, наверно, лет двадцать уже как помер, дети в Смоленске.

– А печку-то, печку когда последний раз она ремонтировала? – напомнил Потапов.

– Ох, и не припомню когда… Раньше-то как строили? На века! Не то что счас… Этим домам нашим цены нет. Печку – и мы тоже так – подмажем когда-никогда сверху, а переделывать не переделываем… Зачем? Раньше-то мастера были! Печки-то, кажется, и у нас, у управляющего то есть, и у себя тот самый Мельников и делал. О нем рассказывали старики, еще после войны, помню, что мастер был большой. За что ни возьмется – все в руках горит. У Ивановны видели стол, шкаф? Ведь это прадеда ее работа сохранилась! Он и мебельный мастер был! Во как делали! Нынешним-то далеко!

– И чего Ивановна новую печку захотела? – пригорюнилась Ульяна Васильевна. Она так и стояла, почти до талии высунувшись из окна. Локтем правой она опиралась на подоконник, а подбородком, в свою очередь, на ладонь этой руки. Левая свободно лежала на подоконнике. Ветер шевелил тюлевую занавеску возле ее лица.

– А где ж она мастера этого нашла? – спросил Потапов.

– Да мастер и уговорил перекладывать! Какой он мастер? Сами ж говорите – сидел! У него и вид такой, не понравился мне он сразу.

– Но откуда он взялся-то? – уточнил нетерпеливый Виктор. – Не с улицы ж она