фирмы Alvan Clark, купленный для нее в 1859 году группой поклонниц «Женщины Америки». Популярность мероприятий на Вестал-стрит натолкнула миссис Хинчман на мысль учредить годовую стипендию для молодых женщин, которые могли бы заниматься исследованиями в обсерватории и популяризовать астрономические знания среди местных жителей. Обратившись к Эндрю Карнеги, она получила на эти цели $10 000. В 1912 году гарвардской расчетчице Маргарет Харвуд присвоили первую стипендию по астрономии в размере $1000 от Нантакетского общества Марии Митчелл.

Мисс Харвуд работала в штате Гарварда с 1907 года – туда она пришла сразу после выпуска из Колледжа Рэдклифф по приглашению ее преподавателя астрономии Артура Серла. Мисс Харвуд с первого курса проживала у Артура и Эммы Серл вместе с их дочерями, и ее знали в обсерватории еще до начала работы. Вначале она помогала Серлу, которого называла своим «отцом в астрономии», с расчетами орбит комет. Мисс Ливитт она оказывала помощь в определении фотографических величин околополярных переменных на стеклянных пластинках, а у мисс Кэннон училась наблюдать их в телескоп. Пикеринг привлек ее к перерасчетам координат 6000 звезд, внесенных Бондами в каталог 1850-х годах.

Общество Марии Митчелл предложило мисс Харвуд первую половину стипендиального года заниматься исследованиями в Гарварде, а в июне перебраться на Нантакет, где она до декабря могла жить в комнате на втором этаже дома Митчеллов. Внизу находился музей, так что ее соседями по дому были коллекции нантакетской флоры и фауны, витрины с окаменелостями и библиотека, состоявшая из книг по астрономии и естественной истории. Вечерами по понедельникам она читала в гостиной лекции, которые продолжались снаружи на лужайке или в соседнем здании обсерватории – все выходили смотреть на звезды. Посетив это место вдали от дыма и освещения городов, профессор Пикеринг решил, что оно идеально подходит для изучения астероидов через фотографический телескоп, и общество собрало средства на покупку этого инструмента. Мисс Харвуд так очаровала семейство Митчелл и выпускниц Колледжа Вассара, предоставивших ей эту должность, что все ждали ее возвращения на второй летний сезон в 1913 году.

На другом острове, значительно южнее Нантакета – на Ямайке, Уильям Пикеринг оборудовал рассчитанную на одного человека обсерваторию в Мандевилле. Впервые Уильям опробовал Ямайку в качестве наблюдательного пункта в 1899 году, когда ездил туда во время семейного отпуска и обратил внимание на прозрачность воздуха. В октябре 1900 года, убедив брата, что Ямайка подходит для наблюдений за Эросом, Уильям вернулся туда и полгода провел рядом со своей семьей и новым телескопом на съемной вилле Вудлон в Мандевилле. На беду, хороших снимков Эроса у него не получилось. Пытаясь хоть как-то оправдать свою поездку, он задержался в Вудлоне до августа 1901 года включительно и снимал Луну для лунного атласа, который потом издал.

Следующие несколько лет, сохраняя за собой базу в Кеймбридже, Уильям ездил наблюдать Луну и планеты в Калифорнию, на Гавайи, Аляску, Азорские и Сандвичевы острова. В 1911 году, когда его рискованные инвестиции потерпели крах и он прогорел, Эдвард помог ему временно вернуться в привычную обстановку Вудлона, а 11-дюймовый рефрактор Дрейпера поехал с ним на «Гарвардскую астрономическую станцию Ямайки» (так Уильям, приукрашивая действительность, именовал виллу). В Вудлоне, некогда бывшем плантацией площадью в тысячу акров, имелось отличное место для установки телескопа – во дворе, где прежде сушили кофейные зерна. Годового жалованья Уильяма в размере $2500 на Карибах хватало гораздо дольше, чем в Кеймбридже, и он объявил, что видимость в Мандевилле не хуже, чем во Флагстаффе или в Арекипе. На его взгляд, не было причин уезжать оттуда. Так тропическая вилла Вудлон стала Вудлонской обсерваторией, а Уильям Пикеринг в ней – хозяином-барином от астрономии. В уединении он чудил все больше и мог вволю рассуждать о марсианских каналах, зеленой растительности на Красной планете и вероятности того, что на Марсе обитают какие-то животные.

Мисс Кэннон, составив классификацию 100 000 звезд, прервала работу в 1913 году, чтобы провести лето в Европе со своей сестрой миссис Маршалл. Они собирались посетить три крупные астрономические конференции на континенте, а также все банкеты, пикники, экскурсии и прочие мероприятия, сопутствующие подобным международным конференциям. Прошлая поездка мисс Кэннон в Европу в 1892 году в компании подруги и однокашницы по Уэллсли Сары Поттер была гранд-туром по популярным туристическим достопримечательностям с фотоаппаратом. На сей раз она ехала туда в качестве уважаемого астронома и единственной женщины, занимающей официальную должность в своей профессиональной организации. На собрании Американского астрономического и астрофизического общества в 1912 году его члены проголосовали за то, чтобы переименовать его в Американское астрономическое общество и назначить мисс Кэннон казначеем. Теперь она хотела увидеть своих иностранных коллег, о многих из которых знала только понаслышке или по переписке, в их естественном окружении.

«Там нет женщин среди сотрудников», – говорила мисс Кэннон о Королевской обсерватории в Гринвиче. Путешествие заставило ее по-настоящему оценить уникальность Гарварда с его многочисленным женским штатом, хотя всюду, где она бывала, ей без труда удавалось подружиться с мужчинами. В Гринвиче «я обсуждала увлекательную работу то с одним, то с другим без малейшего ощущения собственной неуместности и без тени смущения». В тот вечер королевский астроном Фрэнк Дайсон зашел за мисс Кэннон и миссис Маршал в лондонскую гостиницу, где они остановились, и отвез их на вечеринку в Берлингтон-Хаус, штаб-квартиру Королевского астрономического общества и еще четырех научных объединений. «Мне нигде не доводилось встречать такого теплого приема, такого добросердечия, такого замечательного ощущения равенства в большом мире науки, как среди этих великолепных англичан». Через несколько дней на собрании общества она выступила с официальным докладом о своих новейших исследованиях спектров газовых туманностей.

По понятным причинам миссис Маршалл не ходила на научные конференции, где мисс Кэннон привыкла быть единственной женщиной в зале среди чуть ли не девяти десятков мужчин. В Германии, писала она, «ни одна немка не посещала этих гамбургских собраний» Астрономического сообщества. «Раз-другой заходили на несколько минут две или три, но обычно я была единственной женщиной, присутствовавшей на протяжении всего заседания. Это вызывало не очень приятное чувство, но в перерывах мужчины были так любезны, что все казалось пустяками, а на обед женщины приходили толпами».

В Бонне, где с 30 июля по 5 августа проходила конференция «Солнечного союза», астрономам показывали пролет военного дирижабля, возили их на экскурсию в готический собор в Кёльне, катали на катере вверх по Рейну, а потом устроили праздничный вечер в Боннской обсерватории, на котором англоязычные делегаты спели They Are Jolly Good Fellows[20] директору Фридриху Кюстнеру, его жене и дочерям. «Обед и вообще прием пищи в Германии, – как отмечал канадский астрофизик Джон Стэнли Пласкетт, – играют гораздо более важную и торжественную роль, чем у нас, и занимают вдвое больше времени».

Пикеринг, сановный старейшина в этом сообществе, за неделю выступил с речами на нескольких банкетах. Он делился впечатлениями о своих предыдущих поездках в Бонн – город, который давно считал мировой столицей фотометрии. Именно здесь легендарный Фридрих Вильгельм Аргеландер составил звездный каталог «Боннское обозрение» и довел до совершенства свой метод исследования переменных путем сравнения их с постоянными соседками. Маленький телескоп Аргеландера, все еще стоявший в Боннской обсерватории, стал предметом поклонения заезжих астрономов.

На конференции в Бонне присутствовала лишь половина членов созданного Пикерингом Комитета по спектральной классификации, впервые собравшегося в Маунт-Вилсон. Среди тех, кто приехал, были Генри Норрис Рассел, Карл Шварцшильд, Герберт Холл Тёрнер и, разумеется, Кюстнер из здешней обсерватории. В четверг 31 июля во второй половине дня они собрались, чтобы доработать свой доклад перед пятничным обсуждением и голосованием. Группа рассматривала предложение ввести в дрейперовскую классификацию символы, отражающие ширину спектральных линий, но в итоге отказалась от этой идеи. Вместо того чтобы модернизировать дрейперовскую систему, они решили заглянуть вперед и обдумать возможность совершенно новой схемы звездной таксономии.

Утром в пятницу председатель Пикеринг зачитал рекомендации комитета перед всеобщим собранием в Институте физики. Он предложил повременить с «принятием в качестве постоянной и универсальной» какой-либо системы до тех пор, пока комитет не выработает подходящей редакции. Пока же всем надлежит пользоваться хорошо известной и получившей широкое одобрение классификацией Дрейпера. Одобрение резолюции было скорым и единодушным. Как и в отношении подпункта резолюции насчет уточнения, предложенного Эйнаром Герцшпрунгом и уже введенного в практику мисс Кэннон. Оно заключалось в добавлении к одиночным буквам нулевого подстрочного индекса. В дальнейшем обозначение A0 должно было относиться к звезде, обладавшей только признаками класса A, без всяких признаков класса B. Таким образом, простая A становилась «предварительной» классификацией.

На последнем