Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все трое в смущении перетянулись. Да, они не могли понять, что их тревожит, а возможно, действительно пугает... Непонятное несоответствие роскошной дворцовой двери в скалистой стене и пустынных окрестностей? Странные женские фигуры и загадочный ароматный туман, клубящийся возле входа в пещеру? Или это ощущение идёт из глубины души, из самых тайников подсознания, ибо они, все трое, пережили в жизни столько опасностей и столько смертей, что их души научились ощущать смерть издали? Что это такое? Не странно ли, что трое самых знаменитых воинов Ойкумены в нерешительности стоят у порога пещеры, внешне ничем не опасной?
— Так или иначе, — жёстко сказал Ахилл, — раз у всех нас есть сомнение, лучше быть осторожными. Итак, я туда войду и, если вы услышите шум драки, то сразу ко мне присоединитесь. Ну, а если я пойму, что всё спокойно, то позову вас войти.
— А если не позовёшь, и шума тоже не будет? — спросила Пентесилея.
Ахилл засмеялся:
— Тогда решает Гектор. Но такого не может быть. Меня без шума не возьмут. Сами знаете.
Гектор вздохнул и не без внутреннего усилия сдался.
— Ладно. Иди. Только осторожно. Что, если, к примеру, это пещера циклопа[14]?
— Если верить легендам о размерах циклопов, то в такую дверь ему не пролезть, — пожал плечами Ахилл. — А если верить легендам об их силе, то... я с ним справлюсь!
И, не слушая больше никаких возражений, герой спокойно направился ко входу в пещеру.
Едва он шагнул на покрытые ковром ступени, как из дверей вновь заклубился тот же лёгкий дым, и в проёме показалась женская фигура в жёлтом. Женщина низко поклонилась, явно приглашая чужеземца войти.
— Или здешний хозяин удивительно доверчив, или это всё же ловушка! — прошептал Гектор. — Похоже, у брата даже не спрашивают, кто он такой!
— Мы отсюда всё равно не услышим! — ответила Пентесилея, с напряжением следя за каждым шагом мужа. — И потом, они могут говорить на языке, которого Ахилл не знает! Что тут спросишь?
Между тем герой, несколько мгновений постояв на пороге, прошёл в резные двери и исчез, будто растворившись в клубах дыма. Из дверного проёма донеслось что-то вроде тонких звуков струн, словно отзвуки незнакомой музыки. И стало совершенно тихо.
Гектор и Пентесилея переглянулись.
— Ни звука, — проговорила амазонка. — И он не зовёт нас. Что-то не так... Я пойду за ним!
— Нет, — покачал головой царь Трои. — Пожалуй, сделаем по-другому: пойду туда я, и, если так же исчезну, то ты не выдавай себя — затаись. Через несколько часов стемнеет, вот тогда постарайся проникнуть в пещеру незаметно.
— А не будет поздно?
— Не думаю. Я пойду.
Он вышел из тени кустов и двинулся к загадочному входу. И вот тут откуда-то сверху, с каменистого склона, мимо которого он шёл, послышался чей-то тихий голос:
— Стой, Гектор! Ни шагу дальше — или ты погибнешь!
Герой резко остановился, одновременно стремительно повернувшись в ту сторону, откуда его окликнули. Пентесилея, тоже всё слышавшая, в одно мгновение оказалась с ним рядом.
— Кто это? — Гектор едва удержался, чтобы не закричать во всю силу. — Кто меня зовёт?
— Я тебя зову. Я.
Кусты на склоне зашуршали и из них появился человек. Косматые волосы и борода, обрывки козьих шкур, скорее не скрывавшие, а подчёркивавшие его наготу, загорелая дочерна кожа, — всё, казалось, обличало в нём настоящего дикаря. Но говорил он на довольно чистом критском наречии и приблизился к чужеземцам со смелостью и уверенностью, вовсе не присущими обычно пугливым дикарям.
— Если войдёте в эту пещеру, вам конец! — повторил незнакомец, переводя дыхание после стремительного спуска со склона. — Похоже, что ты бессмертен, Гектор, коль скоро второй раз оказываешься жив после того, как никоим образом не мог выжить. Но даже в этом случае не рискуй!
— Откуда ты знаешь моё имя?! — выдохнул ошеломлённый троянец. — Кто ты такой?!
Незнакомец усмехнулся:
— Не узнаешь? Я, должно быть, изменился... А я сразу узнал и тебя, и прекрасную царицу амазонок, и даже Ахилла, хотя уж его-то увидеть живым не мог и думать. Только вот его я не успел остановить — не успел спуститься. А теперь надо его как-то выручить, раз он угодил в эту западню.
— Да кто ты, в конце концов, и почему мы должны тебе верить? — воскликнула Пентесилея.
— О, сатиры рогатые! — всмотревшись, Гектор вдруг вспомнил. — Или я сошёл с ума, или ты... Одиссей?!
— Да, у тебя хорошая память. Это я, — он заметил резкое движение Пентесилеи и предупреждающе поднял руку. — И давайте сейчас без лишних вопросов и всего остального. У нас найдётся много взаимных упрёков — но потом, потом... Если мы сейчас не поспешим, то ты снова потеряешь своего друга, Гектор. За мной, быстрее!
Троянец и амазонка переглянулись.
— Куда ты нас зовёшь? — спросил Гектор. — Ахилл вошёл в эти двери.
— А вам в них входить нельзя! — воскликнул итакийский базилевс и тут же понизил голос: — Послушайте, вы вправе мне не доверять, но ведь ты знаешь, Гектор, что я любил Ахилла! Эти двери ведут во дворец ведьмы, колдуньи Цирцеи, и этот дым — дурман, который лишает воли и разума. Но это проходит. Хуже будет, если ваш друг успеет выпить кубок её вина. Вот тогда... нет, стойте — говорю вам, в двери нельзя! Во дворец можно проникнуть сверху, минуя этот дым, хотя это очень опасно. Мы можем успеть. Скорее!
И Одиссей, поверившись, стал стремительно и ловко карабкаться по склону.
Подъём был круг. Ребристые камни, меж которых предательски осыпался крупный серый песок, кое-где поросли желтоватой травой, а из расщелин торчали, норовя вцепиться в ноги или поранить ладони, ветви колючих кустов. Изредка попадались сосенки, но хвататься за них нужно было с великой осторожностью — у иных корни держались слабо и ствол тут же наклонялся, грозя упасть. То и дело из-под ног шарахались мелкие рыжеватые крысы и бесшумно ускользали по камням ящерицы, а на плоских уступах, куда удобнее всего было бы поставить ногу, поблескивали тонкие кольца млеющих на солнце змей.
Тем не менее Одиссей поднимался по склону с необычайной уверенностью — он, определённо, не однажды и не дважды проделан этот путь. Гектор и амазонка не отставали от него, и он в этом не сомневался — за всё время пути он ни разу не обернулся, при этом продолжая говорить, быстро, иногда глотая слова, если приходилось переводить дыхание, но ясно и не путано:
— Мы будем наверху через четверть часа. А пока слушайте и, если можно, не перебивайте. Не знаю, слышали ли вы о Цирцее — легенд о ней ходит много... Этой твари не меньше ста лет, а выглядит она юной и прекрасной, потому что поддерживает свою молодость колдовством. Этот остров, как я понял, называется то ли Ээя, то ли Эея, на более звучное имя язык местных жителей не рассчитан. Здесь живёт малочисленное племя темнокожих дикарей. Они разводят коз, которых им кто-то когда-то завёз, а кроме них едят ещё друг друга — поедают своих же стариков и детей, если те рождаются слабыми, сжирают заболевших и раненых, словом, мясной пищи у них вдоволь. Цирцея захватила остров лет шестьдесят назад и сделала людоедов своими слугами, колдовством внушив им полную себе преданность. Раз или два в год шторма обычно прибивают сюда корабли — бывает, финикийские, иногда разбойничьи, и тогда колдунья развлекается. Входя в её дворец через клубы дурманного дыма, человек становится глуп и благодушен, доверчив, как дитя. Колдунья принимает странников, развлекает разговорами — а языков она знает уйму, и потом подносит кубки с вином. Выпив это вино, человек сразу теряет всю силу, а заодно и разум, становится подобен животному! Если Цирцея даёт ему понюхать корень какого-то растения, то у него вдруг пробуждается страсть к колдунье и бессилие на время пропадает. Но околдованный ни на что не способен, кроме любовных ласк, и ведьма тешит с ним свою бешеную плоть.