Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как всякая женщина, я часто обращала внимание на необычные предметы интерьера. Особенно привлекали меня картины, способные красноречиво поведать о вкусе, образе жизни и даже характере владельцев. Помнится, в злополучном клубе я однажды наткнулась на ужасающий автопортрет руководителя заведения в образе кровавого палача. Осознай я сразу, что нечто подобное могло выйти лишь из-под кисти законченного психопата, глядишь, и избежала бы многих травмирующих душу переживаний…
Теперь же в глаза бросилась стоявшая на комоде у кровати картина совсем иного свойства. Средних размеров, без рамы, она мигом приковывала взгляд. Холст располагался в глубине комнатки, там, куда не добирались яркие лучи, но будто сам был источником света.
Я подошла ближе и всмотрелась: на переднем плане художник изобразил девушку в белой сорочке на тонких бретельках. Стоя вполоборота, героиня портрета смотрела в окно, за которым виднелись блестевшие, словно на солнце после дождя, бесчисленные крыши. За разметавшимися темными волосами девушки угадывались длинные ресницы и аккуратный курносый носик. Сорочка немного сползла с левого плеча, обнажив три располагавшиеся вертикальной линией родинки.
Я замерла в шоке, забыв, что нахожусь в чужом доме, мало того – в комнате, куда беспардонно проникла без разрешения хозяев. Мир вокруг будто померк, и перед глазами осталась только эта лившая само солнце изнутри картина.
Колени подкосились, и я почувствовала, что от переизбытка впечатлений вот-вот осяду прямо на пол. Уговаривать, что мне почудилось, обманывая саму себя, было бессмысленно: я прекрасно знала и это окно, и эти крыши, и эту сорочку. И, кстати, эту девушку.
* * *
– Так вот куда ты запропастилась! – вывел меня из оцепенения строгий голос, и, обернувшись, я увидела на пороге комнатки хозяина дома. От его тона веяло осуждением, но глаза горели неподдельной тревогой. – А мне уже было показалось, что последние события отбили у тебя охоту вынюхивать.
В другое время мне наверняка стало бы неловко от этого вторжения в тайные «покои», но сейчас все мои мысли занимала картина.
– Костя, – я и не заметила, как впервые назвала его по имени, да еще так тепло, – откуда у тебя эта картина? Скажи, мне нужно знать!
Похоже, он ожидал чего угодно, только не подобного вопроса. Потоптавшись на месте растерянным медведем, Константин почесал в затылке и промычал нечто неопределенное:
– Ну… купил как-то, на местном рынке, кажется… Тут все обшито деревом, и мне показалось, по тону подходит…
– Не ври, – неожиданно резко, с напором, достойным мастера НЛП, произнесла я. И, прищурившись, вгляделась в картину, словно заправская мисс Марпл. – Я не специалист, но, судя по запаху краски, отсутствию рамы и вот этим жирным мазкам, портрет закончили совсем недавно. Возможно, даже сегодня ночью. И, видимо, прямо в этих самых стенах. Так кто же его написал? Отвечай!
Видимо, я все-таки переборщила с тоном, раз Костя встряхнулся и разом перестал мямлить.
– Какая разница? – обрушился на меня он. – Зачем ты вообще сюда поднялась, что тебе здесь нужно? Ну, стоит тут эта картина, никого не трогает. Нашла, к чему прицепиться!
Аникеев-младший уже пыхтел от негодования и явно сдерживался из последних сил, чтобы не наговорить лишнего. Я же немного пришла в себя после первого шока – и тут же устыдилась проявленной наглости, которая вообще-то была мне несвойственна. Сейчас требовалось загладить бестактность, спокойно объяснить все моему благодетелю и попробовать добиться от него внятного ответа.
– Ты прав. Прости, пожалуйста. – Судя по всему, мне удалось обезоружить Костю, раз он вмиг потерял дар речи и в изумлении открыл рот. – Мне не следовало подниматься, но я услышала странный шум, доносившийся отсюда. Возможно, кому-то требовалась помощь… так я подумала. И на автомате двинулась сюда. А потом увидела картину…
Похоже, мне удалось немного смягчить его гнев, раз Костя выдохнул, отказываясь от полемики, и тоже подошел к портрету.
– А чем тебе не понравилась эта картина? – поинтересовался он, вглядываясь в холст. – Девушка, солнце, раннее утро… Не шедевр, конечно, но, по-моему, довольно мило.
– Не шедевр? – возразила я с таким пылом, что собеседник нервно дернулся и стал буравить глазами уже мое лицо. – Наоборот, для меня все в этой картине близко и понятно, поэтому я и расспрашиваю. Конечно, за последние дни произошло столько всего, располагающего к паранойе, но… Словом, я, кажется, пока в своем уме, но голову даю на отсечение, мне знакома каждая деталь этой картины. Я жила в этом, понимаешь! А, да что там говорить…
Не давая Косте опомниться, я потянула его в сторону висевшего на противоположной стене зеркала, в котором так удобно отражалась картина. Отпустив ладонь в который раз оторопевшего от неожиданности хозяина дома, я встала перед зеркалом, точно повторив позу девушки с картины. Потом тряхнула головой и дернула левой рукой – волосы разметались, а огромная белая футболка сползла, явив три родинки – две маленькие и одну побольше – почти на плече, чуть пониже ключицы.
– Смотри, все точно так же! И антураж этот мне знаком, окно, крыши… Так меня мог видеть лишь один человек, но… картину писал точно не он. Во-первых, сам мне признавался, что не умеет даже толком рисовать, несмотря на годы учебы. И главное, его уже нет в живых… – Голос предательски дрогнул, и я поспешила сойти с опасной темы. – Ну посмотри же, Костя! Ты не можешь не признать, что очень похоже!
Только сейчас я осознала, что суетливо, без умолку тараторю, а грубоватый детина молча стоит как вкопанный и, краснея, взирает на мою грудь, наполовину обнажившуюся от размашистых нервных движений. Я поспешила подтянуть футболку наверх, и Костя поднял на меня многозначительно потяжелевший взор. Только этого не хватало! Лучше уж быть потерявшим разум пугалом, чем утвердиться в амплуа «нимфы легкого поведения» и дурить головы чужим мужьям!
Я лихорадочно огляделась, решая, как выйти из щекотливой ситуации. И тут разрозненные детали наконец-то стали собираться в единый пазл. Комната, где