К счастью, новонареченные морские коровы не обратили на них почти никакого внимания. Они были почти так же громадны, как морские львы, но тупая морда их имела до того безобидное выражение, что Лорке они показались похожими на маленьких щенков.

Голод заставил их с криками броситься к стаду, вбежать в ледяную воду. Однако попытка была жалкой — морские коровы тут же начали нырять, оставляя на поверхности только расходящиеся круги; все же любопытство их было так сильно, что, едва отплыв, они тут же высовывали из воды свои смешные морды и принимались разглядывать двуногих.

На следующий день, снабженные указаниями Стеллера, к бухточке отправились все обитатели землянки. С превеликим трудом одну молодую самку удалось убить. Мясо ее (шкуру Стеллер отстоял с боем, сам освежевав тушу и при этом вымазавшись с головы до ног) оказалось очень приятным на вкус после жилистых неудобоваримых кусков, которые им чаще всего приходилось вкушать.

Однако прошла неделя, и от морской коровы остались одни воспоминания. Словно в насмешку, у охотников началась череда неудач — раз за разом они возвращались в землянки с пустыми руками. Лорка лежал в темноте и ему до боли отчетливо снился запах свежевыпеченного хлеба…

Как и все, с утра до вечера он бродил по пустынному берегу, выглядывая хоть что-нибудь съедобное. Однако берег был пуст, только чайки, словно насмехаясь, покачивались на волнах, разглядывая двуногих.

Лорка, во рту которого со вчерашнего утра не было маковой росинки, в досаде запустил в них камнем. Недовольно крича, наглые птицы взвились и тут же опустились обратно.

«А ну как на уду поймать?» — промелькнуло в голове.

Точно! Лорка бегом помчался в лагерь — и откуда только силы взялись? В землянке давно лежала связка ивовых прутов — это неугомонный Стеллер приволок откуда-то, пытаясь сплести корзины. Лорка выбрал прут покрепче, затянул потуже веревку. Рыболовные крючки выпросил у Алексея Иванова — тот посмотрел на мальчика с сожалением — ловить рыбу с берега, в таком-то прибое… Однако Лорка направился прямиком к помойке, где еще оставались (и преизрядно воняли) остатки дюгоня. Вытащил скользких вонючих кишок, насадил на крючок. Двое проходивших матросов, морщась, отвернулись от него, когда он спешил обратно.

Забросив свою наживку, Лорка не ошибся — чайки тут же устремились к ней. Время, казалось, остановилось. Лорка ждал. Еще, еще… и еще. Вот чайка выхватила из воды наживку, ловко подкинула ее… и проглотила. Лорка подождал еще мгновение. И дернул.

Веревочный узел на уде не выдержал, когда чайка, загребая мощными крыльями, забилась на крючке. Лорка перехватил веревку руками и принялся тянуть. Чайка рвалась так, что сбила его с ног, но Лорка вцепился в веревку, упал на колени, налегая всем весом и пролежал так целую вечность, пока огромная птица не начала уставать. Тогда он медленно, осторожно принялся подтягивать свою добычу к берегу. Крючок пропорол чайке горло, перья окрасились розовым, но она была еще жива и полна решимости бороться за свою жизнь, хлопая крыльями и кося на Лорку злым оранжевым глазом.

Наконец он подтащил ослабевшую птицу достаточно близко, чтобы схватить за крыло. Внутри все пело: поймал, поймал! Однако чайка, собрав последние силы, неожиданно сильно вцепилась своим крепким клювом ему в руку. Потекла кровь. Навалившись на бьющуюся птицу всем телом, Лорка еле увернулся от нового удара, целившего ему в глаз. Отделался рассеченным ухом, но нащупал шею и свернул ее быстрым резким движением. Птица обмякла. Стряхнув поломанные перья, Лорка на дрожащих ногах поднялся и, не вынимая веревки, поволок добычу в лагерь.

— Ого! — навстречу ему попался Овцын, вместе с двумя матросами возвращавшийся с явно бесплодной охоты. — Каков герой! Как это ты так изловчился?

— На уду поймал, — делано безразлично сказал Лорка, но глаза его сверкали.

— Ну ты, брат, и смекалист! — расхохотался Овцын. — Впору нам у тебя поучиться!

Чайка, как и говорил Эмемкут, оказалась жилистой и невкусной, но в тот день Лорку чествовали, точно он добыл еды на весь лагерь. Более всего его согрела похвала отца. Оглядев чайку, капитан потрепал Лорку по всклокоченной голове:

— Ну-с-с, юнга Ваксель, порадовали вы своего капитана. Давно кончились у меня перья для моего дневника, а эти, пожалуй, получше гусиных будут!

На следующий день некоторые моряки последовали примеру Лорки и принялись ловить чаек на камчадальский манер. Лорка прогуливался меж ними и с важным видом поправлял «охотников». Эта сценка долго служила темой для вечерних шуток.

В начале марта на берег выбросило еще одну тушу кита, и куда лучшей сохранности, так что длительные прогулки за продовольствием почти прекратились.

Люди шли на поправку, в воздухе ощутимо пахло весной. Солнце, всю зиму показывавшееся очень редко и ненадолго, начало пригревать, и все они старались буквально впитывать каждый крохотный лучик, падающий на лицо.

Снег начал таять. Несмотря на то, что это грозило порчей их новому «провиантскому магазину», Локка чувствовал огромную радость: весна, весна пела в его крови. Дожили!

— Пора бы нам теперь начать думать, как отсюда выбираться! — сказал Софрон Хитрово, когда они собрались в землянке под вечер.

Отец кивнул.

На следующий день, выдавшийся теплым и солнечным, вся команда собралась на побережье, оставив свои ставшие привычными дела. Речь снова держал отец:

— Друзья мои! Божьею помощью пережили мы эту страшную зиму. Многие из наших товарищей не увидели весны, и тем более могуч наш долг к тому, чтобы дело, за которые они отдали свою жизнь, не пропало даром. Надобно нам сейчас сообща решить, как нам с этого острова быстрее выбраться. А потому приказываю всем забыть о чинах и званиях и говорить каждому, кто имеет что сказать, с тем чтобы решение принять наиболее верное. Все мы терпим совершенно одинаковые бедствия, и последний матрос так же горячо желает избавиться от гибели, как и первый офицер. Потому следует нам всем единой душой и единым сердцем дружно помочь в общем деле, а если только мы сами выполним все как следует, то Бог не откажет в своей помощи, так как он помогает везде и всегда лишь тому, кто сам себе помогает.

После его слов воцарилось молчание. Лорка подумал сначала, что людям нечего сказать и предложений у них нет никаких, но потом оглядел лица: нет, каждый отнесся к словам своего капитана серьезно. А серьезный вопрос следовало обдумать.

Первым высказался Овцын:

— Вот что я думаю. Надобно соорудить паруса для нашей открытой шлюпки и подготовить ее к походу в открытое море.

— Да разве же все мы в нее влезем?

— Надо