— Ты достала документы? Я впечатлен.

— Да, так вышло. Так они поссорились?

— Уж не знаю, дрались ли, но поспорить точно поспорили.

— Судя по вашим собственным показаниям, вы сообщили полиции, что ничего об этом не знали.

Мужчина пожал плечами:

— Дарла была моей женой. Я пытался ее защитить.

— И просто так взяли и соврали полиции?

Стивенсон ухмыльнулся:

— Тогда меня это не волновало. И не волнует сейчас, если честно. Ни капли.

— Даже с учетом того, что Дарла была последней, кто видел Элеанору живой?

— А вот тут ты ошибаешься, крошка. Последним живой ее видел тот парень, который перерезал ей горло. Я был с Дарлой всю ночь после того, как она ушла от Элеаноры. Копы нашли труп только утром. Я знал, что Дарла тут ни при чем, и совершенно не собирался говорить им насчет ссоры и как-то переводить стрелки. Моя дорогая женушка и так почти сошла с ума, когда узнала, что случилось с ее подругой. Последнее, чем они обменялись, было преимущественно выкрикнуто друг другу в лицо. Представляешь, что чувствовала Дарла?

— А о чем они спорили?

— Элеанора собиралась покинуть город, и Дарла расстроилась. Они начали спорить. Дарла ушла. Это все, что я знаю.

Джессика замолчала. Затем, сказав, что ей нужно припудрить носик, слезла со стула и, слегка покачнувшись, взяла свою сумку. Комнату заволокло какое-то теплое сияние. Прищурившись, Джессика различила на противоположной стене две двери и неоновую стрелку, указывавшую в сторону туалетных комнат.

— Попросить, чтобы еще налили? — спросил Стивенсон.

— Ну пусть.

Джессика направилась в дальний угол зала. Ей пришлось посторониться, чтобы пропустить мимо какого-то симпатичного студента, а затем протиснуться за угол и повернуть к дамской уборной. Между дверьми висела старая пробковая доска с информацией, ее даже прикрыли стеклом, видимо, для того, чтобы защитить экспозицию от бушевавших здесь иногда посетителей. Стекло, в свою очередь, было покрыто слоем въевшейся грязи, но под ним еще можно было различить пожелтевшие афишки и анонсы новых напитков. Доску, как и все остальное в баре, не трогали десятилетиями. Имелись на ней и фотографии, явно сделанные давным-давно. В те времена пленку проявляли в специальных помещениях и люди терпеливо ожидали результатов, поскольку им не была еще известна радость цифровых изображений.

Джессика заметила, что на паре фотографий была запечатлена и Элеанора Лавелль. Она сильно выделялась на фоне остальных благодаря длинным рыжим волосам. На одном из фото рядом с ней был Эйс Фриман, с улыбкой положивший руку ей на плечи. На другом Элеанора с куда более моложаво выглядящей Дарлой Кеннеди поднимали на камеру какие-то бокалы. Обе девушки хохотали, их щеки раскраснелись от выпивки и смеха.

Внимание Джессики привлек третий снимок. Девушка сунула руку в сумку и извлекла из нее отмычку. Осмотревшись и удостоверившись, что студенческая компания занята своими делами, она приступила к делу. Алкоголь кружил голову, что несколько усложняло задачу, но замок наконец поддался.

Джессика приоткрыла рамку и аккуратно вытащила нужный снимок. Затем она подошла ближе к неоновой вывеске и поднесла его к свету.

Элеанора Лавелль обнимала за шею какого-то стеснительного паренька лет двадцати. У юноши были пронзительно-голубые глаза и длинные, ниспадавшие на лицо темные кудрявые волосы. На нем была футболка с изображением популярной в те годы рок-группы и мешковатые рваные джинсы. Похоже, в баре Эйса не менялась и униформа; сотрудникам было разве что позволено придерживаться моды на фасон брюк. Джессика перевернула карточку и увидела сделанную крупным аккуратным почерком надпись: «Элеанора и Роб, авг. 92».

Она запихнула фотографию в задний карман и толкнула дверь в уборную. Склонившись над раковиной, она пару раз постаралась вызвать рвоту, но потерпела неудачу. Пришлось открыть холодный кран и плеснуть водой себе в лицо. Вытерев ладони о брюки, Джессика снова вытащила фото и присмотрелась к нему повнимательнее.

Судя по надписи на обороте, на снимке были изображены Лавелль и Роб Янг.

На деле, однако, на нем были Элеанора и Тони Шо.

2 октября 1992 года

Элеанора до краев наполнила стакан Дарлы. В сумерках темно-бордовая жидкость казалась почти черной.

— Значит, пьем крутое красное? — Дарла хихикнула и сделала еще один глоток дорогого мерло. — По сравнению с пивом это можно считать настоящим прогрессом.

— Ради праздника, — загадочно улыбнулась Элеанора.

— Правда? — Дарла изогнула бровь. — А что мы празднуем?

Они уже распили целую бутылку. Щеки Дарлы пылали и были красными, словно вино. Элеанора в последний раз затянулась косяком, облизала два пальца и погасила окурок. Бросив его в пепельницу, она помахала перед лицом, чтобы разогнать дым.

— Сначала избавимся от улик, а затем поболтаем, — сказала она, подмигнула Дарле, взяла пепельницу и вышла. — Включи пока что-нибудь, только не очень громко.

Зайдя в ванную, Элеанора спустила все в унитаз, нажала на кнопку смыва и сполоснула пепельницу. Соседствовавшую с ванной спальню заливал лунный свет. Элеанора приоткрыла дверь и шагнула внутрь. Алисия крепко спала, засунув Барби себе под мышку. Женщина пересекла комнату и присела на край кровати, следя за тем, как дремлет и сладко посапывает ее дочь.

— Моя дорогая малышка, — прошептала она. Затем отвела со лба девочки шоколадную кудряшку, склонилась и поцеловала ее в щеку.

Внизу Дарла включила одну из популярных рок-групп. Элеанора вернула пепельницу на столик и театрально закатила глаза:

— Все кончено. Он ни о чем не узнает.

— Ну хватит, Элли, Роб — хороший парень. Могло бы быть и хуже.

— Или лучше. Он же такой зануда, ты знаешь. Помнишь, что было, когда он в последний раз обнаружил тут косяк? Мы не разговаривали два дня, а ведь дом даже не его.

— Он просто хочет всего самого лучшего для вас с Алисией.

— Правда? Ну так и я хочу. Мы определенно заслуживаем чего-нибудь поприятнее, чем жизнь в этой дыре.

— Игл-Рок совсем не дыра, — нахмурилась Дарла.

— Но и не райский уголок! Мы собираемся отсюда свалить. Сразу же, как я получу деньги.

Рука Дарлы замерла на полпути к приоткрытому рту. Она уставилась на подругу.

— Свалить? Куда? Надолго? Каникулы себе какие-то устроить?

— Я еще не решила, куда, — соврала Элеанора, потом посмотрела Дарле в глаза и пожала плечами: — Ну и, может быть, навсегда.

Дарла со злостью опустила бокал на стол; вино слегка расплескалось.

— Ты хочешь сказать, что уезжаешь? Насовсем? И давно ты это решила?