наблюдательный пост. Сейчас для него наиважнейшим было предугадать, какую тактику выберут сарды. Пока внизу не происходило ничего интересного. Остатки парванского отряда бежали обратно к расщелине, надеясь укрыться там от беспощадных клинков Бессмертных. Воспрявшие духом погонщики уже начали суетиться, пытаясь собрать и построить остатки каравана, а посреди этой неразберихи стоял всадник с пышным султаном на шлеме. Его голос не был слышен, но повелительные жесты говорили, что несомненно именно этот человек командует там всем. Вот он резко вскинул голову и, словно почувствовав чужой взгляд, пристально посмотрел наверх.

Не отводя глаз, Лава задумчиво произнес:

— Так что же ты будешь делать, великий визирь?

Глава 16

Год 121 от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.

Царский Город

Эрторий Данациус согнулся пополам, словно нож, ударивший Алкмена где-то там, в далекой пустын, пробил и его грудь тоже. Хрипя и задыхаясь от боли, он опустился на колени, не в силах устоять на ногах. Проникновение такого уровня полностью связывало его с объектом вхождения, он видел все, что происходило перед глазами его ученика и переживал все, что тот ощущал. Сейчас он словно умирал вместе с Алкменом, и лишь когда его лучший ученик издал последний вздох, разорвалась невидимая нить, соединяющая оба сознания, и непроглядная тьма накрыла Эртория.

Смерть объекта проникновения сродни разрушению плотины. Как не сдерживаемая подпором вода устремляется на равнину, так и энергия кристалла бесконтрольно потекла в мировое пространство, унося вместе с собой жизненные силы своего хозяина. Унять такой поток было почти на грани человеческих возможностей, но Великий магистр уже имел подобный печальный опыт. Тогда ему попросту повезло, но в этот раз он уже знал, как поступать. Неподвижно распластавшись на каменном полу, Эрторий не пытался остановить бушующую энергию. Это было бесполезно и — более того — смертельно опасно. Ментальная лавина смела бы любое сопротивление, сокрушив сознание даже магистра седьмого уровня. Оставалось только терпеть, экономя силы. Необходимо было дождаться, когда мощь неконтролируемого потока спадет, и вот тогда постараться с ним совладать. Энергетический вихрь кристалла слабел, но с каждой секундой уносил и энергию магистра, и в этом противостоянии на счету был каждый миг и каждая капля сохраненной энергии, поэтому Эрторий Данациус ждал, не растрачиваясь на лишние движения. Он знал — теряющего силу сознания хватит лишь на одну попытку, и надо будет почувствовать тот единственный момент, когда его слабеющий с каждой секундой разум будет иметь шанс одолеть утихающий поток, потому что если он не сможет, то тогда все — ему уже не подняться никогда.

Щека вмята в мраморную плиту пола, руки бессильно вытянуты вдоль тела, холодная капелька пота зависла на носу и, оторвавшись, полетела вниз. Пора! Великий магистр, прикрыв глаза, представил, как рвущийся в небо смерч сжимается и, закручиваясь, втягивается в раскрывшийся кристалл. Видение тут же отозвалось разрывающей голову болью. Почувствовавшая свободу энергия не желала подчиняться, и на миг Эрторию показалось, что ему не справится в этот раз. Что сейчас его мозг закипит и, превращаясь в слизь, потечет отовсюду: из глаз, ушей и носа. Жуткий миг, но, к счастью для магистра, недолгий, и смерч, словно сжалившись над ним, вдруг поддался и покорно заструился, пропадая в кристалле.

Сколько еще Великий магистр пролежал на полу, он не смог бы сказать, но когда ему удалось встать на ноги, солнце уже начало свое движение к закату. Шаркая, он подошел к окну, распахнул шторы и вдохнул сладкий целительный воздух. Физическая боль уходила, но, сменяя ее, сердце сдавило тяжелой беспросветной тоской. Алкмен был ему почти как сын, он подобрал, вырастил и воспитал талантливого парня. Он надеялся, что когда-нибудь тот сменит его на посту Великого магистра братства.

— Как глупо! — Выдавил он еле слышно. — Как глупо все получилось. Это моя вина. Как я мог не предусмотреть такую вероятность. Ведь на поверхности же лежало.

Эрторий отвернулся — уж больно спокойным и всепрощающим выглядел сад за окном, а он никому и ничего прощать не собирался. Его мозг уже работал, сшивая разрозненные лоскуты воспоминаний в единую картину. В сознании всплыли последние моменты жизни Алкмена. Вот человек в черном отразил ментальный удар, и ученик, сконцентрировавшись на противнике, начал накапливать энергию для атаки. Потом лишь мелькнувшая тень справа, и Эрторий вновь скривился от боли: возвращение в прошлое вернуло и пережитые ощущения. Последние, наполненные мукой умирающего мгновения — и магистр остановил видение, рассматривая лицо человека, убившего такого дорогого ему человека.

— Кто же ты такой? Вор, грабитель с большой дороги? — непроизвольно прошептал Великий магистр, начиная вновь прокручивать последние мысли и ощущения Алкмена. — Нет, судя по всему, хорошо продуманная и подготовленная засада с одной-единственной целью — захват принцессы Сардии.

Сконцентрировавшись, он постарался вытеснить эмоции и вернуться к своей обычной холодной рассудительности. Кто бы это ни был, сейчас важнее всего узнать, удалось ему захватить Ильсану или нет, а уж потом — для кого или ради чего он на это решился?

Заходив из угла в угол, Эрторий начал перебирать в уме варианты, и с каждым разом на его лице все больше и больше собирались недовольные морщины. Его раздражение заключалось в понимании, что единственный, кто сейчас может помочь, — Странник. Ему не хотелось вновь обращаться к старому «другу» — уж слишком часто такое стало происходить в последнее время. Какое бы соглашение они ни заключили, оно не могло изменить того факта, что Астарта никогда не примирится с Мардуком и за каждое вмешательство Странника рано или поздно придется расплачиваться. Великий магистр мерил шагами комнату, но сколько бы он ни морщился, становилось все яснее и яснее, что этого не избежать.

«Где он может быть сейчас? — мысленно произнес Эрторий и сам же себе ответил: — Кроме самого Странника, вряд ли кто-нибудь знает».

Когда подобная нужда в Страннике возникала раньше, то это было дома, в Саргосе. Там он просто оставлял сообщение на развалинах храма Мардука, и оно всегда доходило до адресата. Здесь же, в Царском Городе, где даже упоминание Мардука грозило преследованием Трибунала, и думать ни о чем подобном не приходилось. Оставался единственный путь, и он сильно не нравился Великому магистру. Провести жертвоприношение Мардуку и вместе с ним послать сигнал. Такое было ему по силам, но провести таинство в честь бога смерти для него, верного сына и слуги Астарты, равнялось почти предательству.

Сомнения грызли душу магистра, и его шаги по комнате то нервно