убыстрялись, то затихали, пока наконец он не принял решение. Остановившись, он уперся взглядом в деревянные створки двери, и те в тот же миг распахнулись, словно за ними только и ждали сигнала. Послушник братства бесшумно вошел в комнату и почтительно замер, ожидая приказа.

Эрторий посмотрел помощнику прямо в глаза.

— Как можно быстрее приготовь все для жертвоприношения.

Послушник кивнул и вышел так же бесшумно, как появился.

В ожидании Эрторий вновь повернулся к окну. Тревожные мысли терзали и мешали сосредоточиться. Нападение на принцессу путало все карты. Глядя на зеленые кроны деревьев, он подумал: «Почти не остается сомнений в том, что Розу Сардии все-таки похитили, и кто бы это ни был, он подарил вечно сомневающемуся Муслиму шанс отказаться от данных ранее обещаний. Тот обвинит нас в невыполнении обязательств и попытается отвертеться от предназначенной ему миссии, а этого никак нельзя допустить!»

Его взгляд не отрывался от зеленых листьев и набухших почек, но мысли были далеко отсюда. В который уже раз он прокручивал последние видения Алкмена, интуитивно чувствуя, что именно в них можно отыскать подсказку, как исправить столь угрожающее положение.

Вошедший послушник отвлек его от размышлений, и Эрторий недовольно отошел от окна, так и не найдя ответа.

Ладно, над этим можно подумать и позже. Сейчас важнее всего выяснить, кто же стоит за похищением Ильсаны, а для этого нужен Странник.

В каменной чаше алтаря под суровым ликом Великой Астарты уже лежала связанная курица, и брат Ликон протянул магистру жертвенный нож. Отточенное лезвие прошлось по вытянутой шее птицы, кровь ручейком побежала по алтарю, и открытая ладонь Эртория легла на дернувшееся в агонии тело.

— Друг хочет увидеть друга, брат — брата! Да не воспрепятствует богиня-мать этой встрече… — Губы Великого магистра шевелились, повторяя знакомое заклинание, а сознание создавало образ Странника. В последний момент жизни, вместе с безмолвной мукой умирающего существа, пошел ментальный сигнал. Зов, который не может пройти мимо ушей жреца Мардука, который тот обязательно услышит, где бы ни находился.

Птица затихла, выпавший из руки нож звякнул о камень чаши. Остановив жестом бросившегося было на помощь послушника, Эрторий Данациус, пошатываясь, дошел до кресла и тяжело опустился на мягкие подушки. Он был уже на пределе. Вхождение, едва не закончившееся смертью, теперь иссушающая жертва Мардуку, но Эрторий понимал — это еще не все. Пока не найдено решение, как не дать султану возможности выйти из договора, останавливаться рано. Непредвиденные обстоятельства поставили весь план на грань катастрофы, и такого впредь не должно случиться.

— Больше никаких ошибок, — с ожесточением прошептал магистр, — моя недальновидность уже стоила жизни Тиросу и Алкмену. Возможно, я просмотрел каких-то неизвестных мне игроков, но теперь просто не имею права на ошибку.

Восстанавливая силы, Эрторий вновь и вновь просматривал в памяти произошедшие в далекой пустыне события, убежденный, что он пропускает какую-то незначительную, но очень важную деталь. Сейчас его лицо было больше похоже на гипсовую маску — белое, с глубоко врезавшимися морщинами и сеткой красных прожилок в белках глаз. Казалось, жизнь уже покинула его и это лишь бренные остатки, лишь призрак былого непобедимого Эртория Данациуса, но внезапно едва уловимая улыбка тронула губы, и его облик мгновенно изменился. Впервые за сегодняшний день в глазах Великого магистра вспыхнул тот огонь, что поддерживал братство Астарты все годы, что не позволил ни Трибуналу, ни церкви полностью его уничтожить.

— Караван вышел из оазиса Око Мардука до нападения. — Он повторил мысль вслух для более четкого представления будущей стратегии. — Поскольку оазис делит владения Ибера и Сардии, то с юридической стороны выходит, что принцесса захвачена во владениях султана Муслима. Значит, мы, как и царь Хозрой, свои обязательства выполнили, а вот султан Ибера — нет. Он не уберег невесту, он потерял дочь царя! Это полностью его вина, а значит, захват принцессы никак не освобождает его от выполнения обязательств.

Взгляд Эртория нашел шкатулку с кристаллом.

— Надо немедленно связаться с братом Камолом и рассказать ему как о нападении, так и о той позиции, что он должен донести до султана.

На миг в душе вспыхнуло сомнение. Хватит ли у него сейчас сил на еще одно вхождение? Может, лучше не рисковать и прежде полностью восстановиться? Минутная слабость была тут же отметена: он чувствовал, что наступил момент, когда дорога каждая секунда.

Собравшись с силами, магистр кивнул послушнику, чтобы тот оставил его одного. Те несколько мгновений, пока не захлопнулась дверь, он позволил себе посидеть в тишине, а затем решительно поднялся. Несколько шагов — и его решительности значительно поубавилось. Тело едва слушалось, и даже те движения, что он уже совершил, покрыли лоб холодной испариной. Рука легла на испещренную магическими знаками крышку шкатулки, а в голове запрыгала предательская мыслишка: «Если во время сеанса произойдет что-нибудь непредвиденное — мне уже не выкарабкаться!»

Ладонь замерла в нерешительности, но поборов себя, Эрторий резко открыл ларец и посмотрел на сияющий кристалл. Темно-синее манящее пламя притягивало желанием прикоснуться. Великий магистр знал, насколько опасно это желание, насколько вообще опасен и всемогущ этот дар Астарты. Опасен в первую очередь для своего владельца. Камень высасывал энергию из человека, держащего его в руках, порождая у того эйфорию и непобедимое стремление не расставаться со своим сокровищем. Стоило лишь поддаться порыву, позволить кристаллу возобладать над волей — и ты погиб. Ты будешь держать его в руках до тех пор, пока он не высосет из тебя последнюю каплю жизни.

— Такова плата за силу, — усмехнувшись, произнес Эрторий. — Жизнь и кровь — другой цены не ведают Великие боги.

Глава 17

Солнце уже скрылось за крышами домов, и надвигающийся вечерний полумрак подгонял запоздавших горожан побыстрее укрыться за стенами домов. Ночь на улицах Царского Города не сулила ничего, кроме неприятностей, поэтому два странных путника, двигавшихся в сторону купеческого квартала, заставляли встречных прохожих испуганно переходить на другую сторону улицы и провожать их настороженными взглядами.

Один, высокий и сутулый, в своей бесформенной хламиде с надвинутым на лицо капюшоном казался настоящим гигантом, а от второго, вроде ничем не примечательного, исходила такая пугающая аура, что большинство прошедших мимо людей успевало подумать: «Не приведи меня господь встретиться еще раз с этим человеком!»

Для Странника, чувствующего себя спокойно только в ночной темноте, прозрачные вечерние сумерки уже сами по себе были фактором крайне раздражающим, а уж чрезмерное внимание прохожих — и подавно. Не поднимая головы,