Взяв такси, Туз и Елагин, конспирации ради, поехали в Пирей и завалились в бордель. Испросив себе двух фигуристых мулаток, бывший офицер КГБ и бывший зэк заперлись с ними в номере и драли до посинения во всех мыслимых позах, перемежая это дело огромными дозами ненавистной пятизвездочной «Метаксы».

Мулатки, не понимавшие ни бельмеса по-русски, приняли их за поляков и под утро провожали со слезами на глазах и словами: «Дзенькую бардзо пана!»

Вспомнив все это, Туз поднес к глазам часы, навел резкость. Время было полпервого дня. Экономка, приходившая по утрам убираться в доме и готовить, давно смылась.

Это обстоятельство немало обрадовало Туза. Перед своей экономкой, как и перед соседями, он был вынужден изображать из себя добропорядочного греческого гражданина. В этом, конечно, были свои неудобства, но конспирация того стоила.

Сейчас же ломать комедию было не перед кем, и Туз, ударяясь по пути о все двери, побрел похмеляться. Перед баром он качнулся и ненадолго задумался.

В Кольцове сейчас было уже полвторого. То есть до окончания работы банка оставалось три с половиной часа. Елагин наверняка будет ожидать перевода денег до последнего, а значит, заявится часа через четыре с половиной, не раньше.

– Просплюсь! – махнул рукой Туз и потянулся к бутылке с водкой.

Набулькав себе в стакан ровно сто пятьдесят граммов, он залпом выпил, сходил в туалет и завалился спать.

Не успел Моляр вернуться к себе после совещания, как позвонил Родимцев.

– Похитители сбросили новое письмо…

– Выезжаю! – ответил Моляр, снова вскакивая с кресла.

Двадцать минут быстрой езды, вот и «Колойл». Моляр кивком поздоровался с секретаршей, вошел в кабинет Родимцева.

Сидя перед монитором, тот комкал в руке носовой платок и смотрел невидящим взглядом куда-то себе под ноги. Когда Моляр вошел, Родимцев невольно вздрогнул и оглянулся.

– Разрешите? – спросил Моляр, подходя к компьютеру.

Родимцев поспешно освободил ему место, Моляр сел и быстро прочитал сообщение. «Андрей Петрович по-прежнему чувствует себя хорошо и вполне способен перенести ампутацию. Во избежание крайних мер немедленно произведите проплату на указанный счет. Как только деньги будут переведены, Андрей Петрович окажется на свободе…» Дальше на нескольких строчках шли банковские реквизиты.

Моляр потянулся к поясу за мобильным телефоном и связался с информцентром областного УБОПа. Продиктовав реквизиты, он дождался ответа и, сказав: «Понятно, спасибо», отключился.

– Ну что? – спросил Родимцев.

– Кайман.

– Что?

– Острова Кайман. Счет, который указан в сообщении, открыт в одном из банков Каймановых островов, – вздохнул Моляр. – По тамошнему законодательству информация о клиентах и движении средств не подлежит разглашению ни при каких обстоятельствах. Все деньги «медельинского картеля» отмываются через Кайман, и даже американцы ничего не могут поделать.

– Вы хотите сказать… – начал Родимцев.

– Я хочу сказать, что переведенные на Каймановы острова деньги невозможно ни отследить, ни вернуть, – поднялся Моляр. – До свидания. Если будет что-то еще, немедленно сообщайте.

– Как – до свидания? – вскрикнул Родимцев, посмотрев на часы. – У нас осталось совсем мало времени! Вам что, не звонили?!

– Мне целый день звонят, – пожал плечами Моляр, направившись к выходу.

И тут произошло нечто неожиданное. Грузный Родимцев опрометью бросился к двери и закрыл ее собой.

– Нет, вы так не уйдете! Если вы не можете спасти Андрея, то нужно выполнить требование похитителей. Я уже собрал требуемую сумму. Нужно срочно перевести деньги, вы это понимаете? Вы понимаете, что его из-за вас вот-вот начнут расчленять? Понимаете или вам это все равно? Отвечайте немедленно!

Моляр, не ожидавший от Родимцева ни такой прыти, ни такой горячности, здорово удивился. Визит Аллы преобразил Родимцева. Вместо вчерашнего растерянного зама Богданова перед Моляром вдруг оказался совсем другой человек – с отчаянной решимостью в глазах и явной готовностью идти до конца, чего бы это лично ему ни стоило.

– Что вы молчите? – вскрикнул Родимцев. – Вы понимаете, что, если мы не переведем деньги, Андрея начнут резать на куски?

– Понимаю, – кивнул Моляр. – Только лучше быть живым без пальца, чем мертвым, но целым. Я вам это уже растолковывал. Отойдите!

– Не отойду! – расставил руки Родимцев. – Нужно сделать все возможное, чтобы спасти Андрея!

– А я, по-вашему, чем занимаюсь?

– А вы занимаетесь демагогией! Я знаю все, что вы скажете! Что выкуп нельзя платить, потому что это подхлестнет других преступников! Что вы делаете все, что можно! Что…

– Да ничего я вам не собираюсь говорить, – перебил Моляр. – Я просто делаю свою работу и в отличие от вас знаю, что можно делать и чего нельзя. Отойдите!

– Ладно, – вдруг сдался Родимцев.

Что-то в его голосе насторожило Моляра. Уже взявшись за ручку, он оглянулся через плечо:

– И вот еще что, Алексей Петрович, не вздумайте играть со мной в прятки. Если вы попытаетесь перевести деньги самостоятельно, вам будут предъявлены обвинения в пособничестве.

– Кому?

– Преступникам, конечно.

– Вы меня пытаетесь запугать?

– Я вас предупреждаю об уголовной ответственности.

– Это бред! – сорвался Родимцев. – Никакой уголовной ответственности за спасение человеческой жизни нет и быть не может! Вы просто пытаетесь меня запугать! Но со мной эти ваши ментовские штучки не пройдут! Я вас не боюсь! Ясно вам?

– Ясно, – кивнул Моляр. – Только, прежде чем что-то сделать, хорошенько подумайте над тем, что я вам сказал. Это в интересах Богданова.

Около пятнадцати ноль-ноль к Дутову наконец выдвинулись основные силы. Элитная губоповская группа захвата в «сферах», с игрушечными на вид автоматами, пензенский СОБР в обычных шлемах с АКСУ и оперативники с табельными «ПМ» и в допотопных «брониках».

В общем, народа хватает, все вроде предусмотрено, но полковник Панферов все равно нервничал. От «фирмы добрых услуг» всякого подвоха можно ожидать. Туз – мастак конструировать многоступенчатые головоломки с отпадающими «хвостами». А время ультиматума вот-вот истечет.

За усадьбой Столберова уже несколько часов ведется непрерывное наблюдение. За это время к ней подъехало несколько машин. Всех проверили. Обычные клиенты из местных. Все по поводу ремонта обращались. Сам Столберов никуда не ездил.

В общем, все спокойно. Единственная проблема возникла с Дорофеичем. Опорожнил он дежурную фляжку, окосел, вздремнул. А потом очнулся и впал в буйство. Начал на оперов с костылями бросаться и лозунги коммунистические выкрикивать насчет оккупантов.