Стоило откинуть голову обратно на пол, как затылок заныл от боли. Судя по ощущениям, у меня сотрясение – не меньше. Да, сынуля. С такой роднёй врагов не надо.

Судя по духам, раздражающим моё обоняние, Хатериман приблизилась.

– Ну, здравствуй, Ангэй, – произнесла она глубоким низким голосом.

– Вы кто?.. – с нажимом спросил Ангэй.

Он пытался враждебностью прикрыть овладевший им страх и чувство неуверенности.

Хатериман присела на корточки рядом с нами. Чёрные глаза равнодушно скользнули по мне, сверкнули, как молнии, когда она взглянула на моего сына.

– Меня зовёт Хатериман. Я – мать твоего покойного отца.

– Вы ведьма? – сощурился Ангэй.

– С чего ты взял?

– Для бабушки вы слишком молоды. Вы почти как моя мама.

Хатериман довольно улыбнулась.

– Да. Я ведьма.

Улыбка её сделалась шире. Ощущение было такое, словно пантера надвигается перед прыжком.

Я едва сдержала крик, когда Ангэй словно огромным крючком подняло и притянуло к потолку, огромному, от кровати метра на три с половиной, но, по счастью, о плиты не ударило. Но зато закрутило, как юлу.

– Прекратите! – завизжала я. – Что вы делаете?!

– Учу мальчишку уму-разуму. Кто-то же должен?

– Отпустите немедленно!

Зря я это сказала! Она отпустила, словно только того и ждала. Мой сын с визгом (хотя до этого стоически молчал, упрямо сжав губы) рухнул с потолка на ворох мягких подушек и перины на моей кровати.

Прежде, чем он успел вскочить, невидимая рука сдёрнула его с кровати и подтащила к улыбающейся Хатериман.

Расправа явно доставляла той удовольствие.

– Думал, ты один умеешь людьми бросаться?

– Я не бросался! – зарычал в ответ мой лев, не выказывая ни малейшего признака испуга. – У меня так получилось! Думаешь, я хотел сделать больно маме?!

– Тот, кто не хочет делать больно – больно не сделает.

– Много ты понимаешь! Я не контролирую свою силу!

– Что ж? Тебе не повезло. А я – контролирую. И даю тебе слово, что, если ещё раз найду твою мать в луже крови, я сломаю тебе твои руки.

– Да как ты смеешь!

– Вот так.

Словно невидимый боец завернул Ангэю руки за спину, вывернув их. Он визгнул от боли.

– Прекратите! – взмолилась я.

– Я пришлю к тебе лекаря. А ты, дорогой внук, помни, что я тебе обещала.

Хатериман неторопливо, как ни в чём не бывало, вышла в дверь.

Я смутно помнила, как меня лечили. Всё, как сквозь воду. Это казалось невероятным и невозможным. Это было как удар под дых. Я чего угодно ожидала от Тёмной Цитадели, а я, чёрт возьми, распрощалась с былым оптимизмом (мне кажется, что он когда-то был – ага) после смерти Эвила, но не такого…

Что значит боль в тебе против боли, которая терзает нашу душу? Я не пыталась преодолевать слабость, потому что иначе я должна была как-то действовать – немедленно, а у меня не было сил, не было ресурсов, не было решимости.

Более всего мы уязвимы перед своими близкими. Можно выстроить крепкие стены против чужих, но как быть… с собственным ребёнком?

Мой пятилетний сын едва не убил меня. Потому что я поступила не так, как он хотел. И это было ужасно. Как могло от того прекрасного и светлого, что связывало меня с Эвилом родиться это Тёмное Дитя?

Я не справилась. Не простым смертным воспитывать королей и магов. Я смогла оседлать дракона, но… с собственным сыном – не справилась. Я подвела всех. И прежде всего – его самого. Не смогла настоять, дать правильных ориентиров, где-то что-то просмотрела, проглядела. Нельзя больше закрывать глаза на очевидное. Я должна…

Чего я там должна – додумать я не успела. Дверь отворилась и в комнату стремительно ворвался насупленный Атайрон. Как обычно, он был в чёрном, и в его одежде преобладали кожаные элементы.

При его появлении я испытала двоякое и противоречивое чувство. Одна моя половина хотела искать у него утешение и хорошенько выплакавшись, найти убежище от своих проблем, словно маленькая девочка. Но я не маленькая девочка. И мою проблему, если бы я могла, я бы от него скрыла, как скрывают уродливые язвы на теле. Но, словно мало было того простого факта, что мы сын неуправляем и опасен, это стало всеобщим достоянием. С учётом же того, что он единственный наследник… это может быть опасным.

– Как ты себя чувствуешь, Анжелика? – спросил Атайрон, присаживаясь рядом со мной и беря меня за руку.

– Я в порядке.

Он иронично приподнял бровь:

– Это всё так и выглядит, будто ты в порядке.

– Это всё пустяки…

– Оставьте нас, – тихим, но не терпящим возражения голосом проговорил Атайрон.

Я с тоской поглядела в сторону слуг, направившихся к дверям.

– Приведите Ангэя сюда, ко мне.

– Атайрон!..

Я понимала, что сын виноват. Что его следует наказать. Но я помнила, на что способен этот человек, каким жёстким он мог быть. Возможно, это то, что Ангэю нужно. Ему нужна твёрдая рука. Я понимала, что не должна вмешиваться, но сердце моё разрывалось от муки – страха и стыда за сына.

– Я знаю, что произошло. Надеюсь, ты не станешь спорить с тем, что оставлять это безнаказанным невозможно.

– Нет, не стану. Но…

– Я рад, – не стал он слушать моих возражений.

– Хатериман его уже наказала, и…

– Она всего лишь остановила его.

Чувствуя, что сдерживаться больше не получается, я отвернулась, стараясь скрыть наворачивающиеся на глаза слёзы.

– Я не знаю, что на него нашло. Правда! У Ангэя сложный характер, он склонен к капризам, но он никогда прежде не позволял себе ничего подобного! Для меня всё случившееся просто шок. Я знаю, что ты думаешь, что я оправдываю его, но…

– Конечно, ты его оправдываешь, ведь ты его мать. Если не тебе оправдывать его, то кому же?

Атайрон снова взял меня за руку и не отпустил, когда я попыталась её отнять.

– Твой сын чудовище, Анжелика.

Это было жестоко. Я часто заморгала, чтобы не дать слезам вылиться из глаз, но добилась лишь того, что стряхнула то, что ещё кое-как ухитрялось держаться на ресницах.

– Ну, спасибо, за поддержку, – попыталась спрятаться я за иронией.

– Я тоже чудовище, как и моя мать, что не требует пояснений, но не один из нас не ест людей заживо. С годами мы учимся уживаться со стихиями, бушующему в нас. Ангэй тоже к этому придёт.

– Ты ведь не станешь наказывать его слишком строго? – умоляюще взглянула я на Атайрона.