— Ты была замужем, Тая… Ты еще не говорила мне этого. Что случилось? Ты ведь любила своего мужа. А он — тебя?

Что ответишь на этот вопрос оборотню, который прожил полтысячи лет, видимо, не зная любви. Что она переменчива? И тот, кто носил тебя на руках, может вдруг оказаться орущим чудовищем, недовольным каждой мелочью. Просто потому что разлюбил тебя. Потому что ты ему надоела и раздражаешь — другого объяснения превращению Стасика я так и не нашла. Любила ли я его, когда мы расстались? Наверное, уже нет. Жизнь на вулкане, жизнь в страхе убивает любовь. Мы боремся, стараемся вернуть ее, но иногда уже поздно, если это игра в одни ворота. А у меня было именно так.

— Сначала все было хорошо, — ответила я Альберту. — Мы любили друг друга… А потом… Знаешь, Альберт, в жизни все не как в мечтах. Проблемы и быт могут закалить любовь, а могут… убить. Я старалась сохранить семью, но муж, видимо, уже не хотел…

— Расскажи мне, — еще мягче сказал Альберт. И мне неудержимо захотелось довериться ему. Наверное, так жертвам катастроф или насилия, всю жизнь хранящим в душе и в памяти то страшное, что пришлось пережить, хочется рассказать кому-то сильному и понимающему. Ощутить надежные объятия, впитать сочувствие, услышать, что ты хороший — что-то очень простое и очень теплое.

Я ведь так и не выплакала до конца все, что осталось после разрыва со Стасиком. Нужно было разводиться, договариваться, кому достанется машина и шикарный диван, купленный на Новый год… Хотя… я просто отдала все Стасу — ему, видимо, было нужно.

И я вдруг заплакала. Возможно, сказалось напряжение последних дней и то старое, не пережитое до конца. Альберт присел на камень и уверенно усадил меня себе на одно колено, обнимая.

— Расскажи, я хочу понимать тебя… правда… — надо же, каким мягким он может быть!

Это было неправильно. Нужно не так… Хочешь владеть сердцем мужчины — узнавай его душевные тайны, слушай его, будь понимающей. Принимай его секреты, даже самые интимные, самые глубоко хранимые в памяти, а сама оставайся в чем-то загадочной, недоступной… Говорят, нужно так.

Но что-то внутри меня сломалось. И с текущими по щекам слезами я начала рассказывать. О Стасике, о маминой болезни, что было хорошо с мужем, и как ужасно стало после… А в конце уже просто не могла держать себя и разразилась рыданиями. Сама не понимая от чего, оплакивая свое прошлое, или от всей этой невозможной ситуации с Альбертом, другим миром, Гордейном… Когда непонятно, что делать и кому доверять. А Альберт тихонько прижимал мою голову к плечу и, ни слова не говоря, гладил меня по волосам.

— А потом тебя и вовсе похитило чудовище… — с кривой, но приятной улыбкой сказал он, когда я смогла поднять голову, а рыдания перестали тесниться в горле. Только слезы еще текли по щекам. Альберт, едва касаясь рукой, стирал их, как будто я была ребенком. А я позорно хлюпала носом… — Тая… ты очень хорошая. И... знаешь… я не понимаю твоего мужа… Теперь не понимаю. Скажи, он хотя бы не бил тебя?

— Нет, — отрицательно покачала головой я. Но в голове всплыло, как пару раз, будучи пьяным, Стасик резко отшвыривал меня рукой. И совершенно некстати подумалось, что, будь мы в нашем мире… Может быть, Альберт съездил бы ему по физиономии за все это?

— Голову оторвать твоему Стасику, — словно в подтверждение моих слов сказал Альберт, и его лицо приобрело жесткое, задумчивое выражение. — Но я виноват, я тоже сделал тебе плохо. Больше этого не повторится.

Его рука снова пробежалась по моим волосам. Без вожделения, ласково. А мне вдруг подумалось, что вообще-то моему собеседнику так много лет. Я для него маленькая девочка. Какая-то грань жизни была отрезана для него все эти годы. Но жизненный опыт, знания все равно приходят. И в нем есть сила опытного, зрелого мужчины, на которую так хочется опереться.

Я снова хлюпнула носом. Но слезы остановились. В груди осталась приятная пустота, немного теплая, как будто прорвало плотину, и старый хлам смыло водой. А еще именно сейчас я ощущала его близким человеком. В нашем поцелуе была страсть и единство, сносящее все границы. Но именно так, сейчас, было… близко, тепло. Можно было бы сказать — как друзья. Но нет, у этой близости другой оттенок. Рискованно, можно спугнуть ее, но когда я еще решусь на это?

— Альберт, скажи, — заглянув ему в лицо, спросила я. — Ведь та карта — это карта страны драконов?

— С чего ты взяла? — он напрягся, рука, которая поглаживала меня по плечу, застыла.

— Там дракончик в углу нарисован, — сказала я. — Я подумала, что это так. Ты думаешь, как туда пробраться, чтобы… Скажи!

Лицо Альберта, которое только что было теплым и близким, вдруг застыло неподвижной маской, в глазах мелькнула досада и злость. Он ссадил меня, как ребенка, с коленей, и встал.

— Если я соберусь совершить самоубийство, то это будет только мое дело! — жестко сказал он и отвернулся к морю.

Мне стало не по себе от этой неожиданной резкости. И страшно за него — даже больше, чем за себя.

— Альберт, — сделав вид, что не заметила его резкости, тихо сказала я. — Но, может быть, просто попросить портал у драконов?

Он обернулся ко мне и жестко посмотрел в лицо. Не знаю, что он увидел, но спустя пару мгновений его взгляд потеплел. А глаза из карих превратились в серые.

— Тая, — грустно улыбнулся он, — у драконов не так много порталов. И еще один они мне не дадут. Они хранят их, но не производят. Они принесли их когда-то из других миров — когда явились в наш и захватили власть. И с тех пор лишь изредка используют их сами, и еще реже дают другим. Каждому из правителей нашего мира — королям разных стран, таким как я, — они дарят портал при рождении. Могут себе это позволить, ведь оборотни живут долго, и новый правитель рождается нечасто. Лишь мне подарили два. Один — «на рождение». Другой — в качестве компенсации. Первый я истратил в юности— было интересно сходить в другой мир, попутешествовать в нем… Знаешь, у вас тогда было весьма грязно, а европейцы жили в смешных тесных городах. Разве что восток тогда и был интересен. А второй… Я долго не хотел использовать его. Тянул до последнего, думаю, ты заметила… Слишком неприятен повод, из-за которого его подарили.

— Что случилось? — спросила я так же мягко, как он прежде. В глазах Альберта стояла застарелая боль.

— Драконы убили мою мать, — с жесткой усмешкой ответил он. — А потом в качестве компенсации подарили мне еще один портал.

— Расскажи мне, — я просящее посмотрела на него и положила руку ему на плечо.

Несколько мгновений Альберт задумчиво смотрел на море и как будто пережевывал что-то во рту. Я давно заметила это в его мимике — такое бывало, когда он раздумывал, сказать что-то или нет.

— Я тоже хочу лучше понять тебя, — произнесла я тихо. Наконец он отвел взгляд от белых барашков, сел на камень. Неожиданно снял камзол, постелил его рядом и жестом предложил мне сесть.

Я устроилась рядом, едва касаясь его плечом.