Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проклятая метка. Маяк для демона Красной Чумы, чтобы он последовал на этот серебристый свет и точно заразил живущую здесь семью.
– И что теперь? – спросил я.
Метка переливалась и мерцала, и сил оторвать от неё взгляда не было. Я содрогался всем телом, желал убежать подальше и при этом смотрел и смотрел, как зачарованный. Так может притягивать лишь отменная, завораживающе уродливая мерзость.
– Странно. Больше меток здесь нет. А в этом доме, сколько себя помню, всегда жил безобидный слепой старик. Ума не приложу, кому он мог насолить? – пробормотал Чонгун.
– Так что теперь делать? – повторил я.
Жрец посмотрел на меня так, словно я спросил, мокрая ли вода.
– Развеять метку, конечно же!
Как именно это делать, он тут же показал – шлёпнул несколько талисманов прямо на серебристую дымку. Набежавший ветер взметнул его волосы, поиграл с полами зелёных одежд – и метка развеялась, подчинившись дуновению. Я понял, что всё это время почти не дышал, и с облегчением перевел дух.
Чонгун тщательно изучил дверь, больше ничего не нашёл и постучался со словами:
– Это сейчас безобидный слепой старик. Кто знает, кем он был раньше и сколько у него врагов?
Что ж, если у слепца и были враги, то лишь из очень далёкого прошлого. Появившийся на пороге старик поражал невероятной для бедняка древностью. Он был тощим, тёмным и сморщенным, словно запечённое яблоко на сухой ветке. Голова, напротив, была совершенно белая. Я заподозрил, что высоким пучком старик маскировал лысину на макушке. Но ничего не потрясало так, как его слепые глаза: открытые, неподвижные, с жуткой белизной в зрачках.
– Благодарю жрецов за помощь, но у меня давно нет никаких врагов, – сказал слепец, показав нам, что слух у него, несмотря на прожитые годы, остался отменным. – Проходите, не стойте на пороге.
Мы вошли в тёмную хижину. Слепец едва видимым силуэтом прошёлся по ней, открыл окно – и луна осветила единственную крохотную полупустую комнатушку с очагом в углу.
– Может быть, вы забыли про кого-то? – спросил я, прикрыв за собой дверь.
– Может быть, это чья-то обида? – подхватил Чонгун.
Слепец встрепенулся.
– Малыш Чо? Это ты?
Чонгун смутился, неловко переступил с ноги на ногу и со вздохом признался:
– Да, это я.
Старик неприкрыто обрадовался и, нашарив руку жреца, стал её ощупывать.
– Какие широкие ладони! Видать, ты знатно прибавил в росте? А эти мозоли неужто от письма? – говорил он, улыбаясь и показывая неожиданно хорошо сохранившиеся зубы. – Мне говорили, ты теперь жрец Повелителя Ветра, но, признаться, я не шибко поверил. Как радостно, что с тобой всё хорошо! Как твоя матушка?
Он провёл руками по воротнику жреческого наряда, тронул косу и неторопливо ощупал лицо. Чонгун стоял соляным столпом и отчаянно краснел под моим взглядом.
– У неё всё хорошо, работает на храмовой кухне, – пробормотал он и, дождавшись, когда слепец закончит свой осмотр, мягко отвёл его запястья. – Старик, мы сняли с твоего дома проклятую метку. По ней тебя должен был найти демон Красной Чумы. Признавайся, кому ты перешёл дорогу?
Старик лишь с недоумением пожал плечами.
– Когда-то я был неплохим кожевником, и во врагах у меня ходили только другие мастера. Нынче какой из меня соперник? Для кожи не только руки нужны, но и глаза.
– Тогда что вы можете сказать о тех, кто вас навещал накануне? – спросил я. – У вас отменный слух. Вы наверняка слышали, если никуда не отлучались.
– Никуда не отлучался. Я всё время дома – корзины плету. И знаю всех, кто приходил на этой седьмице. Но их было всего двое: старик Вей да соседка Ю. Они живут тут много лет. Добрейшие люди. Их знает вся округа! – кивнул слепец и задумался. – Хотя… Был странный визит.
Я и Чонгун дружно оживились:
– Какой?
– Ко мне ходят только местные. Их шаги я хорошо знаю. А вчера приходил незнакомый человек. Не местный. Подошёл, пошуршал и ушёл. Я открыл, спросил, чего надобно, а человек промолчал и убежал. Я подумал, что женщина ошиблась и испугалась меня. А вот теперь думаю…
– Почему вы решили, что это была женщина? – спросил я.
Слепец словоохотливо объяснил:
– Шаги были лёгкие, как у молодой женщины или ребёнка. Пахло женским духом, благовониями такими… благородными. А ещё обувь стучала звонко, так стучит только добротная обувь, не бедняцкая. Не местная женщина. Вот я и запомнил.
– Когда именно она приходила, говоришь? – уточнил Чонгун.
– Так вчера после обеда. Солнце даже не клонилось к закату – оттуда грело… – Старик махнул рукой на небо.
– Спасибо, старик, – поблагодарил Чонгун и, пошарив в сумке, вложил в руки слепца нечто, завёрнутое в тряпицу. – Вот… Мама сделала.
Слепец ощупал подарок, сдвинул тряпку – и на весь дом так пахнуло копчёным мясом, что у меня самого потекли слюнки.
– О! Ого! Сто лет не ел мяса! – выдохнул слепец и поклонился. – Благодарю, Чонгун! И метку снял, и угостил – пусть Небеса не сводят с тебя благосклонного взора! Пусть Повелитель Ветра всегда откликается на твои молитвы!
– Я постараюсь почаще заходить, – пообещал Чонгун. – Только ты его спрячь, а то соседи сразу слетятся и всё съедят. Тебе ни кусочка не достанется!
Слепец со смехом заверил, что съест всё сам до последней крошки, и мы распрощались.
За что я любил работу жреца, так это за людскую благодарность. Благодарность была удивительным явлением: не солнце, а греет, не еда, а насытит, не деньги, а всё равно дорога! И главное – всем по карману! А каким счастливым делается человек, который её получил! Чонгун вот засиял так, что мог бы осветить все три порученные нам улицы! Самое поразительное, мне тоже было приятно, хотя я просто рядом постоял и ничего не сделал.
– Значит, женщина или молодая девушка, – заключил я, вернувшись из своих размышлений. – Надо бы поспрашивать соседей старика. Вдруг кто-то её видел?
Чонгун возразил:
– Вряд ли. Все бедняки в это время работают: кто на рынке попрошайничает, кто мешки таскает, кто по мелким поручениям бегает, кто где. Сидит дома только старик. Но и он работает – корзины плетёт и с помощью соседки продаёт.
– Всё равно. Город – тесное место. Кто-то наверняка удивился. Не каждый день обеспеченная женщина ходит по местам, где обеспеченные не появляются, – сказал я.
– Если это была злоумышленница, то она наверняка сделала всё, чтобы не привлекать внимания!
Я встал посреди улицы. Озарение, ужас, отрицание – всё сплелось в