такой противоречивый клубок, что слова вышли очень медленными, неверящими:

– Знаете, Чонгун, а ведь вчера примерно в то же время я столкнулся с одной странной благородной девой, переодетой в служанку…

– Где?

Я, утверждаясь в догадке, ответил ещё медленнее:

– Около дома господина Шу… Она даже провела нас в свой двор, но мы не запомнили дорогу и не знаем, где побывали…

Чонгун схватил меня под руку.

– Почему же вы раньше молчали? – воскликнул он, потащив меня по улице.

– Я не думал, что это важно! Мало ли почему госпожа переоделась в служанку!

– Вы с ней разговаривали?

– Да. Она испортила мне жреческий наряд и взамен подарила этот. – Я махнул белым рукавом. – Потом помогла с кое-какими бумагами и вызвалась отнести письмо в храм Десяти Божеств тем же вечером.

– Письмо? – притормозил Чонгун. – Какое письмо?

– Запрос на родословную для одного мальчика из Ногона. Я подумал, что вы узнали обо мне из него. Разве это не так?

– Бохай ничего мне не сказал, – качнул головой Чонгун. – Возможно, какое-то письмо и было… Если вы правы в своих подозрениях, то та служанка могла что-то с ним сделать.

Мы дружно, не сговариваясь, ускорили шаг. Улицы бедняков, рынок, изящный мост через реку – всё промелькнуло мимо нас. Наконец впереди показались изогнутые крыши храма. Чонгун толкнул двери, и, бросив мне: «Не отставайте!» – свернул прочь от главного зала, спустился вниз по неприметной лестнице, и, промчавшись по запутанному лабиринту одинаковых узких коридорчиков, постучался в один из кабинетов.

– Господин главный жрец! Бохай!

Бохай впустил нас сразу. Он сидел за столом и сосредоточенно изучал карту города. Мы доложили о проделанной работе. Я рассказал о странной встрече.

– Значит, некая благородная дева в одеждах служанки… – задумчиво повторил Бохай, выслушав меня. – Что ж, это уже кое-что. Говоришь, она вручила тебе белое одеяние? Ты его проверил?

– Я ничего не увидел на нём, но на всякий случай подержал в огне, когда узнал о демоне Красной Чумы, – честно признался я.

Бохай вышел из-за стола.

– Подойди ближе.

Я послушался и показал одежду, медленно повернувшись.

– Вышивка правильная и не несёт в себе никакого зла, – рассмотрев узоры, заключил Бохай. – Если на одеянии что-то было, то огонь это уничтожил. Что касается письма… Письма с прошениями собирают в ящик при входе. Их должны разобрать завтра после обеда, но раз такое дело, думаю, ждать нельзя… Сейчас.

Он вышел и быстро вернулся вместе с заспанным, ничего не понимающим послушником, который нёс большой деревянный ящик. Бохай открыл крышку и велел мальчику:

– Вываливай письма на пол.

Тот даже немного проснулся:

– Разве так можно?

– Можно! И не вздумай прикоснуться к бумагам! – теряя терпение, приказал Бохай.

Послушник опрокинул ящик – и письма вывалились. Бохай присел над кучей, поворошил в ней прихваченными со стола палочками для еды и выудил сложенный лист с моей постыдной подписью: «Жрец Октай, служитель Нищего принца, бога бенов с северных земель, покровителя дорог и странников».

– Это оно?

– Да.

Бохай внимательно, не разворачивая, осмотрел письмо.

– Вроде чисто… Октай, возьми кисточку. Попробуем открыть. Чонгун, за тобой на стене висит веер. Дай-ка мне его.

– Вы хотите воспользоваться священным веером Владыки Гроз?! – задохнулся Чонгун то ли от ужаса, то ли восторга.

– Да-да. Именно им, – кивнул Бохай.

Он прочитал над открытым веером короткую молитву, подержал его в руках и вручил Чонгуну.

– С веером я не смогу воззвать к Владыке. Когда развернём письмо, сразу взмахни.

Чонгун, задохнувшись от оказанной чести, с поклоном принял реликвию и занес её над столом.

Бохай взглянул на меня.

– Готов?

Я покрепче перехватил кисточку и кивнул.

Вдвоём мы положили письмо на стол и осторожно его развернули. Стоило лишь выпрямить лист, как из него выпорхнуло тёмное облако. Если бы его взяли ничего не подозревающие люди, то это облако ударило бы им прямо в лицо. Однако Чонгун не зря стоял над нами наготове. Он так старательно замахал, что наверняка сдул бы облако и обычным, не имеющим никакой святости веером.

Бохай воззвал к Владыке, по вееру пробежали искры, отчего Чонгун его чуть не выронил. Сверкнула молния, громыхнуло, забытый послушник с криком забился в угол – и по комнате поплыл аромат свежести, щедро смешанный с запахом паленых волос. Облако исчезло.

Чонгун пригладил стоявшие дыбом волосы и с почтением повесил веер обратно на стену.

– Что бы это ни было, кажется, мы это сожгли…

– Чума. Это была чума, – сказал Бохай, взглянув на лист. – Видите кровавый мазок? Октай, кажется, эта девушка хотела тебя подставить.

Я лишь мрачно поджал губы и бросил кисточку на стол.

– Но почему? Я ничего ей не сделал!

– Видимо, она просто хотела пустить нас по ложному следу и немного замедлить, а ты удачно подвернулся под руку. – Бохай ещё раз осмотрел лист, уже без опаски взял его в руки и велел послушнику, который всё это время с вытаращенными глазами сидел в углу: – Будь любезен, возьми палочки и осторожно собери письма обратно. Потом оставь ящик здесь и иди спать.

Послушник поклонился, а Бохай поманил нас за собой. Мы поднялись в зал божеств и увидели, что большинство жрецов, посланных в обход города, вернулось.

– Досточтимый Бохай, всего мы сняли три метки, – отчитался один из них. – С дома скорняка, резиденции клана Ляо и общественной бани.

– И уже успели это друг с другом обсудить, – иронично отозвался Бохай.

Жрец не смутился.

– Успели. Искали что-то общее. Ничего не поняли. Словно кто-то ставил метки просто так, потому что было нужно где-то их нарисовать!

– Что ж, похоже, поиски закончились. – Бохай повыше поднял моё письмо. – У нас появилась улика.

Он коротко рассказал о встреченной мной девушке, о моём письме, с которым в храм прислали болезнь, и решил:

– Я пошлю новость заклинателям, и на рассвете мы схватим её. Октай, ты узнаешь её, если она скроет лицо под макияжем и наденет другие одежды?

Чтобы девушка смогла скрыть лицо под косметикой от человека, который десять лет был наложником? Да я сам мог дать ей несколько уроков!

– Конечно, я узнаю её! – ответил я главному жрецу.

Бохай явно обрадовался моей уверенности и предложил мне для отдыха комнаты младших жрецов, чтобы не тратить время на дорогу до постоялого двора. Первый порыв согласиться и остаться я подавил и отказался от соблазнительного приглашения. Отек от пчелиных укусов на моём лице стремительно рассасывался. Тархан успел поставить мне пчел перед выходом в храм Десяти Божеств, но к утру от маскировки остались бы лишь воспоминания.

Я вернулся на постоялый двор, тихо прокрался