салатам, привез последний писк французской моды: украшать столы искусственными цветами. Посол привез 16.800 бутылок шампанского, чтобы и его ввести в моду. До сих пор самым изысканным в России считалось венгерское – из владений австрийского императора. Даже такой фактор учли в политике! [42]

Добьется ли Швеция успехов, для Франции было второстепенным. Пусть ослабит русских или хотя бы отвлечет на себя. Но шведам-то было не все равно. А Россия была слишком серьезным противником. И тут слегла Анна Иоанновна. Из Стокгольма глава правительства Юлленборг прислал Нолькену срочную инструкцию: если царица умрет, развернется борьба за власть. Надо найти такую оппозиционную группировку, которая согласится принять шведские деньги и военную помощь, а за это расплатиться уступкой территорий.

Однако поначалу кончина царицы эксцессов не вызвала. Бирон оказался совсем не плохим правителем. Засучив рукава, взялся разгребать накопившиеся дела. Меньше, чем за месяц, издал сотню указов о повышении служебной дисциплины, искоренении злоупотреблений. Как водилось при смене власти, регент порадовал подчиненных. Подушную подать на год снизил на 17 копеек, простил часть недоимок, распорядился не взыскивать их с неимущих. Столичным офицерам и чиновникам выдал дополнительно годичный оклад, в провинции – половину оклада. «Для поминовения памяти» государыни объявил широкую амнистию каторжных, ссыльных, подследственных. Елизавете оплатил ее огромные долги, 50 тыс. руб., по ее ходатайству освободил бывшего фаворита Шубина.

Бирон позаботился и о солдатах. Велел на холодное время ввести для них головной убор с опускающимися ушами, а караульных снабжать шубами. Для дезертиров установил годичный срок добровольного возвращения в часть, избавляя от наказаний. Начал борьбу с роскошью, от чего страдали и дворяне, и крестьяне. Знати разрешалось донашивать старые наряды, но с 1744 г. запрещалось серебряное и золотое шитье, употребление тканей дороже 4 руб. за аршин.

А в Вене через 3 дня после Анны Иоанновны умер Карл VI. И понеслось!.. Франция и ее партнеры наперебой отказывались признавать наследниками Марию Терезию с мужем. Испанский и неаполитанский короли, баварский курфюрст заявляли о своем родстве с императорами – соответственно, правах на корону или часть их владений. Расторг прежнее признание Прагматической санкции и польско-саксонский Август III. Он тоже был родственником императоров и на этом основании загорелся хапнуть из «австрийского наследства» богатую Силезию.

Август обратился к Бирону, просил не вмешиваться в его войну, а за это отдавал России Курляндию. Что ж, с Австрией у нашей страны действовал союз, но она-то договоры нарушала, заключив сепаратный мир с турками. Регент счел цену подходящей, а для отступления от обязательств нашел юридическое оправдание: что война Саксонии с Австрией будет не внешним нападением на империю, а ее внутренним делом. Подписал соглашение, что в этом конфликте Россия останется нейтральной.

Но нарастала напряженность со Швецией. Тут уж важную роль играла позиция Англии с ее флотом. Ценнейшим специалистом в отношениях с ней был Бестужев. Он сам еще при Петре I с разрешения царя 4 года состоял на британской дипломатической службе, даже приезжал в Россию в роли посла Англии. Сохранил связи со многими лондонскими политиками, дипломатами. Теперь он начал прорабатывать с англичанами вопрос о союзе.

А Нолькен с Шетарди выискивали оппозиционеров. Таковых было немало. В народе не понимали, почему власть досталась какому-то младенцу с регентом, а не дочери Петра I? Арестовали гвардейского капрала Хлопова за разговоры, что настоящую наследницу обошли. По той же причине матрос Толстов отказался приносить присягу. Хотя Бирон правил очень мягко. Издал секретный указ: различать болтунов, осуждающих власть «из глупости или малого рассуждения», от тех, кто делает это «из злого умысла». Хлопова отпустили, предупредив «впредь в такие рассуждения не вступать». Толстова сослали в Оренбург.

Врагом регента стал и сенатор Михаил Головкин. Он был сыном умершего канцлера, рассчитывал унаследовать его место, а Бирон «обижал», выдвигал в Кабинет министров более способных. Головкин подговорил подполковника Пустошкина с группой офицеров, они явились к канцлеру Черкасскому с протестом, что наследование престола неправильное. Их арестовали, но сенатор остался как бы ни при чем. А особенно негодовали Анна Леопольдовна и Антон Ульрих. Им назначили огромное содержание, полмиллиона в год, однако власти не дали ни малейшей, заставили перед Сенатом и Синодом принести присягу собственному ребенку и регенту. Антон Ульрих был командиром кирасирского полка и подполковником Семеновского, он стал агитировать подчиненных, что завещание Анны Иоанновны поддельное. Но Бирон-то за ним присматривал. Взяли адъютанта принца, он сразу раскололся.

Антона Ульриха вызвали на заседание министров, сенаторов, генералов, предъявили улики. Он повел себя как тряпка, расплакался. Сознался, что замышлял мятеж. Бирон объявил – если собрание сочтет принца более достойным, он уступит власть хоть сейчас. Ему выразили единогласную поддержку. А для Антона Ульриха ограничились грозными предупреждениями. Ему пришлось лишь уволиться со всех должностей, как бы по собственному желанию. Для «личной безопасности» ему назначили караул, запретив выходить из дома. Бирон обдумывал вариант выслать его из России. А может, и с женой вместе. Но не успел.

Среди обиженных был и Миних. Считал, что его недостаточно наградили за поддержку Бирона, в своих амбициях занесся стать генералиссимусом. Через Юлию Менгден он устроил встречу с Анной Леопольдовной. Принцесса рыдала, жаловалась, что Бирон может выслать. Миних заверил ее: конечно же, вышлет. Но у нее есть защитник, готовый устранить регента. Она без раздумий согласилась. А Миних заговоров не строил, сообщников не искал. Он был командиром Преображенского полка. Дождался, когда его полку выпала очередь идти в караулы при дворе. Ночью 9 ноября приехал к Зимнему дворцу, где жили Анна Леопольдовна с мужем и ребенком. Принцессу разбудили, фельдмаршал доложил ей – он начал действовать. Забрал 80 солдат из караула Зимнего дворца и направился к Летнему: там стоял для прощания народа гроб Анны Иоанновны и верный фаворит оставался рядом с ней.

Здешний караул Миних тоже присоединил к своей команде. Причем симпатии преображенцев он знал и наврал им: идет арестовать Бирона, чтобы возвести на престол Елизавету. Вломились в спальню. Регент пытался драться, его сшибли ударом приклада, связали, впихнули в карету. В ту же ночь арестовали Бестужева. Миних вызвал к дворцу гвардейские полки. С ними стекались горожане. Переворот стал для всех полной неожиданностью, но Анна Леопольдовна велела выкатить бочки с вином. Народ пил, жег костры, и ему бросали лозунги о «свержении деспота».

Остерман, как обычно, объявил себя больным. Только когда уточнил, что Бирон арестован, помчался поздравлять Анну Леопольдовну. И тут уж постарался примазаться к ней. Мгновенно состряпал текст присяги на ее имя, манифест. В нем провозглашалось, что Бирон оказывал родителям императора «великое непочитание», и «по усердному желанию и прошению