громадных усилий Петра I» [47, с. 289]. Шетарди согласился: да, очевидно, царевну останавливает ее «партия, с которой она не может не советоваться». Внушает ей, что «она сделается ненавистной народу, если окажется, что она призвала шведов» на Россию.

Он не угадал. У Елизаветы не было никакой «партии»! Но она сама понимала, что ее главный козырь – «дочь Петра». Если дочь перейдет к врагам отца, отдаст плоды его побед, те же солдаты повернут штыки против «кумы». А только на них и можно было рассчитывать. Шетарди доложил, как несколько гвардейцев встретили Елизавету в Летнем саду: «Матушка, мы все готовы и только ждем твоих приказаний, что наконец велишь нам?» – «Ради Бога, молчите, – отвечала она, – и опасайтесь, чтоб нас не услыхали: не делайте себя несчастными, дети мои, не губите и меня! Разойдитесь, ведите себя смирно: минута действовать еще не наступила. Я вас велю предупредить» [44, с. 264].

В июне Нолькена отозвали в Стокгольм – война была уже на пороге. Посол явился к царевне прощаться с готовой бумагой, подмахнуть и отвезти в Швецию. Елизавета расщебеталась, взялась за перо. И…перескочила на другую тему, отвлеклась под какими-то предлогами. Нолькен уехал без подписи. Хотя считал – это не беда. В Петербурге оставался Шетарди, и Елизавета никуда не денется. После шведских побед одумается.

Двор Анны Леопольдовны жил совершенно иными заботами. 4 июля она родила дочку Екатерину. Гремели салюты, небо над столицей расцветили фейерверки. Но роды должны были дать старт и для дальнейших замыслов. Едва правительница оправилась от них, она устроила еще один пышный праздник – помолвку Линара с Юлией Менгден. После этого саксонский посол засобирался домой, отпроситься у своего короля о переходе на русскую службу. Ему дали и большую сумму денег, шкатулку с бриллиантами – изготовить у саксонских ювелиров корону для предстоящего венчания Анны Леопольдовны на царство.

Они строили свои личные воздушные замки, а 28 июля Швеция объявила войну. В качестве причин выставила убийство Синклера два года назад, запрет России поставлять шведам хлеб и вмешательство в их внутренние дела: подкуп депутатов риксдага, стоявших за мир. Однако шведская пропаганда взялась раскручивать совершенно другие лозунги о целях войны – преподносила ее именно как вмешательство в российские дела. Объявлялось, будто шведы взялись за оружие из лучших чувств к нашему народу, желая избавить его от «тирании».

Аналогичные прокламации использовались еще при Иване Грозном, распространял их и Карл XII против Петра I. А. сейчас для главнокомандующего Левенгаупта печатали огромным тиражом воззвание, что «Швеция воюет для освобождения достохвальной русской нации от несносного ига… от тяжкого чужеземного притеснения и бесчеловечной тирании», чтобы дать ей «свободное избрание законного и справедливого правительства». Русских призывали «соединиться со шведами», «отдаваться сами и с имуществом под высокое покровительство» шведского короля [44, с. 385–386]. Это как раз соответствовало сценарию Юлленборга, что Елизавета должна сбежать из Петербурга и появиться в неприятельском лагере.

На царевну насел Шетарди – дескать, пора наконец-то подписать соглашение и действовать. Она любезно заверяла, что непременно подпишет. Но пока рановато. Позже, когда шведы будут приближаться к Петербургу. А чтобы в ней были уверены, сама предложила передать в Стокгольм дополнительные обязательства – не только компенсировать военные расходы, но и платить субсидии. Разорвать отношения с Австрией и Англией, переориентироваться только на Францию и Швецию. Но все это обещала устно. На бумаге уклонялась, ссылалась на опасность.

Хотя обхаживания иностранных дипломатов очень повысили самомнение царевны. Разбудили ее честолюбие, до сих пор тонувшее в сиюминутных удовольствиях. В августе в Петербург прибыл новый посол Надир-шаха. Властитель Персии не забыл северную красавицу, которую не смог заполучить в жены. Прислал ей какие-то подарки. Однако и Остерман набрал огромный вес. Решать дела через правительницу было слишком трудно, но он смекнул, что Анна Леопольдовна все равно ничем не интересуется. Начал распоряжаться сам, не ставя ее в известность. Вот и сейчас не стал у нее спрашивать, запретил послу визит к Елизавете. Царевна узнала. Раньше она опасную фигуру вице-канцлера остерегалась, никогда не задевала. Теперь же, как записал английский посол Финч, к общему удивлению, прилюдно выплеснула негодование: «Как он, вчерашний мелкий писарь, подобранный и возвышенный ее великим отцом, смеет с ней, дочерью Петра, обращаться таким образом?» – добавила, что этого не простит.

В Стокгольме по-своему оценивали склоки в нашей стране, нулевые качества Анны Леопольдовны с мужем и делали вывод о развале в российской армии. Поэтому в успехе нисколько не сомневались. Борьба с «тиранией» и права на престол Елизаветы оставались для навешивания на уши, а шведское правительство заранее разработало инструкции своим дипломатам для будущего заключения мира – предполагалось забрать не только все земли, которые отвоевал у них Петр I, а еще и Русский Север вплоть до Архангельска. Опасались только, что вмешается Англия с ее флотом, привлечет свою союзницу Данию. Но даже в этом случае, по минимуму, Швеция рассчитывала получить Карелию и побережье Финского залива с Невой и Петербургом.

Но вражеские расчеты оказались неточными. Еще в 1739 г., когда обострились отношения со шведами, Анна Иоанновна выдвинула к Выборгу 20-тысячный корпус. Он так и стоял на месте. Здешних полков столичные разборки не коснулись. У шведов в Финляндии было 18 тыс. штыков и сабель. Они тоже стояли в местах своего расквартирования, разделенные на несколько отрядов. Главнокомандующий Левенгаупт к ним еще не прибыл. Он в Швеции собирал и грузил на корабли подкрепления, артиллерию, запасы, тюки прокламаций с воззваниями к русским. А войска ждали его.

Генералиссимусу Петеру Ульриху ничего решать и командовать не пришлось. Возглавить корпус в Финляндии был назначен старый фельдмаршал Ласси, до сих пор не знавший поражений. Приехал в Выборг, и ему доложили: у шведов движения не замечено. Расположены в тех же лагерях, что и раньше. Очевидно, ждут свежих сил. Ласси это понял и ждать не стал. Сразу же ринулся на ближайший неприятельский корпус генерала Врангеля, стоявший у крепости Вильманстранд. Шведов было 6 тыс. 23 августа вдруг появились 10 тыс. русских. Врангель успел построить солдат под прикрытием крепостных орудий. Первую атаку пехоты отбили огнем.

Но Ласси держал наготове кулак кавалерии. Она ударила во фланг. Захватила вражеские батареи. Их развернули, стали поливать шведов, и те рассыпались, беспорядочно хлынули в крепость. Русские преследовали. Комендант поднял белый флаг. К воротам направились российские парламентеры во главе с генералом Икскулем, принять капитуляцию. Но часть шведов не желала сдаваться, и делегатов расстреляли. Возмущенный Ласси ответил бомбардировкой и из своих, и из трофейных орудий, скомандовал штурм. Обозленные вероломством солдаты ворвались в крепость, кололи всех подряд. 4 тысячи шведов полегло, в плен взяли 1300,