глядя ей вслед каким‐то странным взглядом. Потом он медленно повернулся к нам. — А теперь вы, двое, рассказывайте мне, что на самом деле случилось с сотрудником полиции, который дежурил тут до меня? Вы спалились, ребятки. Я точно знаю, что вы с этим связаны. Ну! — вдруг рявкнул он, и мы вздрогнули.

Медсестра с первого поста со злостью посмотрела в нашу сторону, но встревать пока не стала. Мы, поди, не больной Хали-Гали, которого всем взрослым тётенькам так и хочется обогреть да защитить.

— Да с чего вы взяли‐то? — обиженно пробубнил Мишка. — Мы ж вообще…

Но мент не дал ему договорить. Полицейский громко кашлянул, будто говоря, что такие разговоры ему не интересны, и наклонился чуть вперёд, словно намекая, что разговор сейчас пойдёт строго между нами.

— Слышь, пацан, — сказал он, — ты это фуфло будешь кому другому затирать, понял? У тебя всё на морде написано. И у корешка твоего, — мент посмотрел в мою сторону, и меня будто ударило током от того, каким неприятным был этот взгляд, — тоже.

В этот момент мимо нас проходил Глюкер. Под мышкой он волок какой‐то длинный чехол, как для телескопа какого‐нибудь, ну, или что‐то типа тубуса. Толстый чуть не свернул себе шею, наблюдая, как мы с Мишкой отпираемся от полицейского, и прошёл мимо. В ту минуту мне стало обидно просто до слёз: вообще‐то мы оказались в столь дурацкой ситуации, чтобы прикрыть самого Глюкера, а этот хмырь даже не остановился поинтересоваться, какого чёрта происходит. Друг, называется.

Нет, я понимал, что в общем‐то хорошо, что Глюкер не остановился. Если мы с Мишкой хотя бы мычали и блеяли в попытках отмазаться, то этот от страха выложил бы всё и сразу, как миленький.

Но всё равно было обидно.

— Э! Алло! Вы чё, уснули? — мент пощёлкал у нас перед глазами пальцами. — Я жду.

Я вдруг почувствовал, как скручивает живот.

— Извините, нам правда нечего вам сказать! — выпалил я и, круто развернувшись, быстро зашагал в сторону туалета.

Полицейский кричал мне вслед, чтобы я немедленно вернулся, но весь его пыл очень быстро утратил для меня хоть какое‐то значение. А вот белая крашеная дверь мужского туалета вдруг стала единственным, что существовало для меня тогда во всём мире.

Мишка решил воспользоваться моментом, пока полицейский отвлёкся на меня, и смыться, но мужик сориентировался ещё быстрее. Он поймал Миху за руку и резко развернул на себя.

— А ты куда собрался? — прорычал он.

— Догоню его и сейчас вернусь!

— Не так быстро, пацан!

Что было дальше, я уже не видел и знаю только по рассказам ребят, которые наблюдали происходящее в коридоре.

Внезапно над плечом полицейского выросла Стрекоза и приказала немедленно отпустить мальчишку, а потом пригрозила тем, что доведёт это самоуправство до кого надо. Говорят, он не очень испугался. Но по крайней мере отпустил Миху, а большего, в общем‐то, и не требовалось.

Я же заперся в туалете и пробыл там не меньше десяти минут, наверное. Когда же я медленно открыл дверь и, всё ещё чувствуя себя достаточно плохо, медленно стал выползать в коридор, меня вдруг грубо втолкнули назад и закрыли за собой дверь.

Это был Рита. Правой рукой он припёр меня к стенке, а левой дёрнул щеколду, чтобы кто‐нибудь не вошёл сюда не вовремя.

Я понял — проблемы, но только не совсем догонял, из-за чего? Впрочем, меня довольно быстро просветили на этот счёт.

— Я видал, как ты Соньку куда‐то за руку тащил… — прошипели мне прямо в лицо, глядя, как на какую‐то букашку. — Чтоб я тебя больше рядом с ней не видел!

— Чего? — опешил я. То есть до меня действительно не сразу дошёл смысл сказанного.

— Я сказал, не лезь к ней! Понял?

— То есть…

— То есть даже не подходи! Иначе я твоей мордой тут все полы вытру.

Сказать, что я офигел, — ничего не сказать. Я стоял и с открытым ртом смотрел на этого недоспортсмена и просто не мог уложить всё сказанное в голове.

Мне было известно, что Рита нравится Соне. Очень нравится. Слишком нравится. Чёрт, да это знал, наверное, каждый в отделении. Но я, как, вероятно, и все остальные, даже подумать не мог, чтобы это было взаимно.

— Да тебе какая разница? — выпалил я. — Ты её всё равно в упор не замечаешь!

Рита снисходительно усмехнулся и с улыбочкой посмотрел на меня.

— Чтобы девкам нравиться, их нужно не замечать. Надо больше понтоваться и со всеми держаться одинаково. Тогда они кипятком сикать будут, сечёшь?

Я не сёк.

Рита это понял и нахмурился.

— Короче, ещё раз с ней увижу… Тебе капец. А это чтобы лучше запомнилось.

И он врезал мне под дых. Ощущение было такое, будто по животу прошлись тараном. Я сложился пополам и медленно сполз по стене на пол.

— Давай, зёма, не кашляй.

Рита сочувственно похлопал меня по спине и вышел.

Я пролежал несколько минут, а потом, опираясь одной ладонью о стену, а другой придерживая живот, я медленно поднялся и всё так же, по стеночке, отправился к выходу. И уже на самом пороге я столкнулся с дежурным полицейским.

На его лице мелькнуло удивление, а потом он втолкнул меня внутрь и точно так же, как и Рита, задвинул щеколду.

— Ты‐то мне и нужен, — сказал мент. — Поговорим?

— Здесь? — выдавил я, лихорадочно соображая, что делать. Возможно, стоило уже начинать звать на помощь. Если с Ритой это было не по-пацански, то в данной ситуации мне никто слова плохого бы не сказал.

Но я не кричал.

Мент тем временем картинно огляделся.

— А что, у тебя какие‐то проблемы с этим местом? Нет? Тогда почему бы нам не поболтать прямо здесь?

— Скоро сюда выстроится очередь.

— Тогда нам нужно поторопиться, дружище. Моего товарища кто‐то отравил, да? Расскажи мне, кто и зачем? И тогда мы разойдёмся добрыми друзьями. Мы разойдёмся по-хорошему.

По моему лицу и под рубахой катился пот. И даже сейчас не могу сказать, от чего больше: от страха, духоты или от того, что мне срочно нужен был «Лоперамид». Я почувствовал новый приступ своего желудка и от бессилия привалился плечом к стене.

Полицейский сгрёб в кулак рукав моей футболки.

— Ты этот спектакль перед мамочкой разыгрывать будешь, понял? — процедил он сквозь зубы. — На меня это не действует.

— Я ничего не знаю, — простонал я, зажмурившись. — Что вы привязались? Здесь больница, а не колония! Тут люди лечатся…

Говорить всё это с закрытыми глазами, думая совсем о другом, оказалось куда проще, чем в нормальном состоянии