всей этой затеи, согласился с Хали-Гали. Он медленно отошёл от двери и замер рядом с ней.

— Мы пойдём с тобой, — сказал я. — Чтобы… Ну, ты понял.

— Я понял, — кивнул Мишка. — Но нет, пацаны. Если вы пойдёте со мной, я не смогу. Я боюсь, что посмотрю на вас и… Ну, в общем, вы поняли. Бывайте.

Он в последний раз хлопнул меня по плечу и вышел.

Мы, оставшиеся, переглянулись.

Складывалось ощущение нереальности происходящего. Это была какая‐то ерунда, так не должно быть. Мы, ну, по крайней мере я точно, отказывались принимать ситуацию как данность. Мы понимали, что Мишка сейчас приносит невероятную жертву. Но, честно говоря, где‐то в самой глубине души, в тех её закоулках, куда и сам не всякий раз заглядываешь, у меня поселилось облегчение. Мишка ушёл — это плохо, но вместе с тем это значило, что завтра за мной не придёт наряд в поисках чего‐нибудь запрещённого, что они, конечно же, найдут. Это значило, что тот стрёмный полицейский отвяжется от меня. Можно было выдохнуть.

Правда, не выдыхалось.

Через несколько минут я обнаружил, что мы втроём всё так же стоим перед дверью, как три болвана. Подойдя к своей кровати, я сел на край и упёрся локтями в колени. Пацаны тоже разошлись.

Хали-Гали забился в угол на Мишкиной койке. Глюкер сидел на столе и болтал ногами с таким видом, будто находился в трансе.

Открылась дверь, и в палату кто‐то вошёл. Он остановился на пороге и молча стоял там.

Поднимать взгляд, чтобы посмотреть, кто это, не было ни сил, ни желания. Поэтому я ещё какое‐то время продолжал таращиться в пустоту.

Вошедший тоже явно не торопился обращать на себя внимание. Он молча топтался на пороге в ожидании неизвестно чего.

Меня пихнули в плечо.

Я удивлённо посмотрел на Глюкера, который уже снова стоял рядом со мной. Толстый мотнул головой в сторону двери, и я таки перевёл взгляд туда.

На пороге торчал Миха. Его волосы стояли дыбом.

Я вздохнул с облегчением и обнял друга. Потом к нам присоединился Глюкер, а чуть позже и Хали-Гали.

Мы отошли от Мишки и сели в ряд на мою койку.

— Рад, что ты передумал, — выдохнул я.

— Я не передумал, — сказал Миха таким тоном, будто сам был от этого в глубоком шоке. — Просто они спят.

— Кто? — не понял я.

— Все.

— К-то все? — проговорил Глюкер с видом человека, который на самом деле не желает знать ответ.

В этот момент от пинка распахнулась дверь, и в палату влетел красный и до ужаса довольный Сэм.

— Все взрослые на этаже уснули, отбой отменяется!

И вылетел вон — предупреждать других.

Мы переглянулись и бросились следом.

Кажется, Натурал уже успел рассказать почти всем, а может, они сами узнали, но в коридоре творилось чёрт те что.

Самые младшие носились как угорелые, пускали самолётики и плевались жёваной бумагой из разобранных ручек.

Те ребята, которые постарше, сосредоточенно что‐то жевали и в пижамах да ночнушках курсировали из палаты в палату.

У соседей справа раздавался тихий, — пока ещё тихий — сдавленный смех, шепотки и глухие шлепки. В общем, всё говорило том, что там резались в карты.

В дальнем конце коридора на первом посту Рита в компании ещё двух таких же оболтусов сосредоточенно сворачивали туалетную бумагу маленькими воронками, а потом осторожно пропихивали в уши полицейскому. Тот громко храпел, опустив подбородок на грудь, и ни на что не реагировал.

В себя меня привела лампа дневного света над головой. Она вдруг издала жуткий треск и принялась мигать. Мы вчетвером — я, Миха, Глюкер и ХалиГали — как по команде посмотрели наверх.

— Ух, ё, — сказал толстый.

— Верно подмечено, — согласился Миха.

Рядом с нами, положив голову на руки, а те, в свою очередь, на стол, спала Стрекоза. Она явно не собиралась ложиться, о чём говорили её очки, которые сползли куда‐то набок вместо того, чтобы мирно лежать где‐нибудь в футляре. Или хотя бы на самой столешнице.

Миха странно посмотрел на нас, а потом подошёл к медсестре и потыкал её пальцем в плечо. Молчок. Она даже ухом не повела от того, что её кто‐то пытается разбудить. Тогда Мишка потряс её за плечи — тот же эффект.

Рядом возник Глюкер. Он осторожно, как будто мы не пытались её разбудить, выудил из-под лица правую руку постовой, приподнял её, а затем отпустил. Рука тут же шмякнулась о потёртое оргстекло, под которым лежали всякие записки и врачебные бумажки.

— Во дела, да? — спросил какой‐то неизвестный пацан, которого мы тут впервые видели. Наверное, новенький. — Как мёртвая… Класс!

Мы с пацанами посмотрели друг на друга и поняли:

началось.

8

Нашествие

1

Когда мы забежали обратно в палату, моё сердце колотилось так сильно, что я начал бояться, как бы его не разорвало. Слышал, так и называется — разрыв сердца.

Наверное, неприятная вещь.

— Нам кранты! — выпалил Глюкер и полез к себе под кровать. — Всё, как рассказывала та девчонка. Сначала её сестра уснула беспробудным сном, а потом появилась стрёмная крыса! Нам точно хана!

— И ты думаешь, там они тебя не достанут? — саркастически спросил Мишка.

Он стоял, сложив руки на груди, перед самым порогом и глядел на койку, под которой уже практически полностью скрылся наш толстяк. В общем-то, если забыть про бледность и волосы дыбом, выглядел Миха более или менее нормально.

Чего нельзя было сказать обо мне. Начнём с того, что в очередной раз скрутило живот, и я был вынужден лечь, согнувшись практически пополам. Меня трясло не то от страха, не то от боли, не то от всего вместе.

В изголовье стоял Хали-Гали и в тот момент напоминал только что вылупившегося птенца. Волосы на макушке торчали в разные стороны. Голова на тонкой шее вертелась из стороны в сторону с просто дикими глазами.

— Нет, — пробурчал Глюкер, вылезая наружу, — мне не пять лет, чтобы прятаться от монстров под кроватью. Тем более что если верить новенькой, то там с ними встретиться ещё проще.

Пацан выбрался на свет и уселся с вытянутыми ногами. В руках он держал чёрный тубус.

— Что это? — спросил Миха и сел рядом со мной. — На звёзды решил перед смертью полюбоваться? — похоже, он принял эту штуку за футляр от телескопа.

— Ещё час-два, и тебе будет уже не до смеха, — сказал Глюкер. Потом он обвёл нас взглядом и нахмурился. — Вы заигрались, пацаны. Вы