очень красивым. Гордым, стоящим особняком, грозным, но овеянным ореолом славы.

Скверы и парки, инфраструктура для жизни.

И сейчас, несмотря на упадок, он все еще продолжал жить.

Интересно, а Дит видит только смерть живого? Или то, во что могут превратиться все эти здания спустя много лет в условиях вечной мерзлоты, он тоже видит? Что, если у города тоже есть душа, которая погибает?

Даже собственные проблемы рядом с домами, зияющими пустыми глазницами окон, казались не столь значительными. Я с удивлением поняла, что тихая тоска и грусть, которую невольно испытываешь, глядя на нуждающиеся в реставрации здания, заглушала эмоции от проблем с собственной магией. С этим по-прежнему нужно было что-то делать, но первый шок прошел, и теперь невозможность вырастить траву погуще или дерево попышнее уже не казалась чем-то, что перестанет делать меня мной.

Возможно, именно об этом эффекте говорил Дит, когда сказал, что ему здесь легче справляться со своим даром?

А мне стоит попробовать что-то из стандартного ведьминского набора заклинаний, которому учила мама. Если я смогла каким-то образом предвидеть то, что случится с ребенком, значит, магия во мне все еще есть. Возможно, я просто слишком мало отдохнула?

Интересно, в этих краях есть магические источники?

Наверняка есть, ведь как иначе я могла увидеть будущее? Ведь это же невероятно сложное и редкое магическое умение, которого ни у меня, ни у матери никогда и близко не было.

С другой стороны, может быть, мои силы как-то связаны с отцом? Кем он был? Обычным человеком, как уверяла мать? Или кем-то другим?

Сейчас ведь и не узнать никак.

– Вот ты где. – Мне дорогу перегородил выросший словно из ниоткуда близнец.

Присмотрелась к нему в надежде угадать, который из них, но так и не смогла.

– Гуляю. Решила устроить себе пешую экскурсию.

– Дитрих просил тебя подойти. Он хотел показать тебе мастерскую. Есть минутка?

– Конечно. – Я даже обрадовалась возможности завершить эту мрачную прогулку по городу. – Веди.

Некоторое время мы шли молча, петляя по узеньким улочкам, а потом я не выдержала и осторожно спросила:

– Так кто ты конкретно из… ну… вас?

Вопрос получился так себе, но близнец все понял и отрапортовал:

– Альберт.

– Можно вопрос? Что конкретно ты с Агатой Эдуардовной не поделил? Она вроде не такая уж и плохая… для свекрови.

– Да так… – Он замялся. – Я как-то по малолетству увидел, что она мужа своего из окна выкинула, когда он назвал ее борщ несъедобным. Серпу-то ничего от этого не было. Но я с тех пор стараюсь с ней не сталкиваться. Вообще.

Почему-то картинка в голове родилась столь яркая, что я сглотнула и клятвенно пообещала себе всегда только хвалить стряпню этой чудесной женщины.

– А-а-а, понятно. Слушай, а можно мне как-нибудь с Алексеем поговорить? – Блин, сегодня я бью все рекорды по глупым вопросам; как будто по телефону прошу подойти Алексея. – Или с тобой тоже можно обсудить? Я про свое перемещение к вам в голову. Оно не дает мне покоя.

– Если честно, я не хочу в это вмешиваться, – покачал он головой. – Ясное дело, что тут не обошлось без какой-то особой магии, в которую лучше не вникать. Целее будем.

– Наверное, не обошлось… – Я задумчиво поморщилась. – Только я не знаю, что это за магия.

Мужчина взглянул на меня настороженно, даже немного обиженно. Мол, как же так, как можно не понимать, каким лешим ты влезла нам в черепушку и смотрела нашими глазами на свидание с Маринкой? Ты же нам все попортила, в мозгах наших копалась как у себя дома, грязными ногами по сознанию бродила. А теперь говоришь, что это вышло случайно?!

Я понимала его недовольство, но ничего не могла с ним поделать.

– То есть… погоди. Ты сама не в курсе, как смогла войти в наше сознание? Ты когда-нибудь участвовала в темных ритуалах? А в последнее время? Нет? Может, жертвоприношения или обряды на крови? Не пила никаких необычных зелий?

Я отрицательно помотала головой на все его вопросы. По крайней мере, ничего такого, о чем бы мне сообщили. Не во сне же меня заколдовали.

Мы еще немного помолчали, но пауза начала становиться совсем уж безрадостной.

– Тая, пожалуйста, вспомни, о чем ты думала перед тем, как войти нам в голову. Мне важна любая мелочь.

Интонация его голоса едва уловимо изменилась, и я догадалась, что Альберта на боевом посту сменил кто-то другой. Скорее всего, Алексей, тот был лояльнее всех ко мне и даже поддержал в самолете, хотя Дитрих прямым текстом запрещал ему вытаскивать Виталика. С ним у нас определенно сложились приятельские отношения, но сейчас он просил о слишком сложной вещи.

Как вспомнить то, чего не было?

– Я помню только то, что наши ладони соприкоснулись. Все. Если ты подразумеваешь, что я колдовала или делала еще что-то необычное, то нет. Ничего.

– Не может быть! – отчаянно покачал головой мужчина, и мне показалось, что в эту секунду в нем говорили все близнецы разом. – Бред какой-то. Я думал, что все это имеет какой-то смысл. С тех самых пор, когда Серп Адрон обратил нас в «цербера», я перестал задавать лишние вопросы. Но невозможно, чтобы ты просто стала нашей частью. Понимаешь, невозможно! Нельзя по щелчку пальцев слиться с кем-то разумом.

Что мне оставалось ему сказать? Я действительно не понимала, как умудрилась во все это вляпаться. Я не понимала, куда пропала моя природная магия. Я не знала, почему стала видеть отголоски будущего – совсем как Дитрих – или почему смотрела глазами близнецов.

– Я все расскажу Дитриху, – закусила губу.

– Правильное решение. Ему лучше знать о твоих перемещениях. Мы как раз почти пришли.

– Можно еще кое-что спросить? – Я помялась, остановилась на секунду. – Как вы стали «цербером»?

Близнец разом помрачнел, его нога зависла в воздухе, так и не сделав очередной шаг.

– Это было больно, – спустя какое-то время произнес парень. Голос его стал трескучим, словно у сломанного радио, испещренного помехами.

– Если не хочешь, – я тут же поправилась, понимая, что говорю не с одним человеком, а с ними тремя одновременно, – если не хотите, то я не настаиваю на рассказе.

Алексей – я не сомневалась, что сейчас на меня смотрел именно он – кивнул каким-то своим мыслям. Или мыслям братьев, звучащих у него в голове.

– Серп выкупил нас у родителей в детстве.

Сперва я отметила про себя, как по-злому в его устах звучало это имя, совсем не так уважительно, как когда он обращался к Дитриху. Затем ужаснулась. Купил детей? Как это вообще возможно в двадцать первом