Ревеля. Встречали Зою все очень хорошо. Ливонские рыцари десять дней угощали ее разными яствами, а уж в псковской земле готовились к встрече невесты, как к великому празднику.

Павел II послал с Зоей легата Антония, гордого человека. Перед ним всегда носили латинский крыж, крест. В Пскове этот священнослужитель, войдя в Соборную церковь, даже не удосужился поклониться святым иконам! Лишь после того, как его одернула Зоя, он приложился к иконе Богоматери.

Ропот пошел среди русского народа. Кого везут великому князю? Как поступит он с римским легатом? Иван III ждал невесту с нетерпением. Несколько месяцев назад римские послы показали ему изображение Зои, и он хотел увидеть воочию эту красивую женщину, свою невесту. Свита племянницы Константина Палеолога медленно приближалась к Москве, слухи достигали столицы гораздо быстрее. И великий князь волновался: как поступить с римским легатом, перед которым везде носили крыж?

Русский посол Иван Фрязин советовал Ивану уважить папу римского и разрешить легату войти таким образом в Москву, в Кремль! Но бояре и священнослужители побаивались, как бы сей акт не возмутил православный народ. Великий князь явился к митрополиту Филиппу и спросил, как же поступить. Владыка твердо сказал: «Если разрешишь легату войти во врата с латинским крестом впереди, то я уйду из города в другие врата. Чтить веру чуждую есть унижать собственную».

Иван III повелел боярину Федору Давыдовичу отправиться навстречу легату и объявить ему о воле государя Московского и митрополита всея Руси, а если гость будет упорствовать, то приказал великий князь взять силой римский крыж и положить оный в сани, что и сделал боярин, не задумываясь.

Царевна прибыла с папским легатом в Москву 12 ноября. Иван III Васильевич встретил гостей хорошо, и тут же, благо 14 ноября начинался Филиппов пост, состоялось обручение и 13 ноября – бракосочетание Зои, которая в России получила имя София, и Ивана III в деревянной церкви, построенной в центре возводимого в Кремле нового Успенского собора.

Это бракосочетание сыграло знаменательную роль в истории Руси. Оно сблизило Москву с Римом не до такой степени, о которой мечтал Павел II, но отношения со многими странами Запада стали лучше. Оно ухудшило еще не сложившиеся связи Османской империи и Русской державы, но в XV веке это не сказывалось на внешней политике великих князей. Оно не сделало Русскую православную церковь придатком Римской католической церкви, но и не ослабило последнюю. Оно внесло в жизнь великого князя как приятные, так и тревожные моменты, но это не мешало ему упорно делать свое дело. Брак Ивана и Софии был прежде всего политическим, и повелитель Московского государства делал все, чтобы получить из этого наибольшую выгоду для страны, но… относился он к супруге, волевой и неглупой, с уважением и с чувством, более глубоким, может быть, даже с любовью.

С приездом царевны Софии Русь, как это не печально было для папы римского Павла II, осталась православной, восприняв у Византийской империи многое, в том числе и государственную символику. Например, двуглавый орел, герб Восточной Римской империи, стал гербом Русского государства.

Жена Ивана III Васильевича оказывала на своего супруга вполне благотворное влияние, хотя далеко не всегда их взаимоотношения были прекрасными.

После покорения Новгорода у Ивана III родился сын Василий. Наследник! Радость русского царя (по сути, Иван III являлся монархом) была велика. И вдруг ему доложили, что хан Золотой орды Ахмат прислал к нему гонцов с басмой[16]. Всегда ранее (до женитьбы Ивана III на Софии) великие князья встречали ордынских послов в местечке на середине современной Новокузнецкой улицы и кланялись басме или болвану (идолу). То ли София, как считают некоторые историки, уговорила прекратить унизительную процедуру, то ли Иван проявил инициативу, но уже несколько лет ордынским басмам и болванам поклоны не отбивались. Супруга русского повелителя, «жена хитрая, честолюбивая», знала цену себе и своему мужу. Женским тонким, изощренным чутьем она почувствовала, что пришла пора покончить с ордынцами, и чисто по-женски капризно повторяла: «Долго ли мне быть рабыней ханскою?»

Софию злил ордынский дом на территории Кремля, ордынские лица, снующие туда-сюда, выслушивающие, выслеживающие. Великая княгиня такое безобразие терпеть не могла. Она написала письмо жене Ахмата и убедительно попросила у нее Ордынское подворье, где ей хотелось построить церковь Николы Гостунского. Взамен ханше предлагалось другое место, естественно, не в Кремле. Сделка состоялась. Таким образом София одержала первую территориальную победу над ордынцами, изгнав их из святая святых русского народа – из Московского Кремля.

К женщинам Рюриковичи относились, как уже говорилось выше, с некоторой (во всяком случае, внешне) прохладцей. Все-таки женщина. Она не участвовала ни в каких политических мероприятиях, а просто рожала Рюриковичей, и этого ей должно было хватать для полнокровной, счастливой жизни. Не хватало. И хотя активно и непосредственно государственными делами занималась в Древней Руси лишь одна княгиня Ольга, мать Святослава, но влияние женщин на политику было немалое, о чем говорит судьба Ивана III Васильевича. И дело тут не в том, что София энергично вторгалась в дела мужа, но еще и в самом Иване, не раз советовавшемся с ней и со своей матерью.

В тот день он ни с кем не советовался. К нему явились послы Ахмата, показали великому князю басму: кланяйся, мол. Иван III взял изображение, вдруг рассвирепел, всегда осторожный, изломал образ, бросил куски его на пол и, не обращая внимания на послов, бояр, князей и слуг, стал топтать ненавистный всем русским знак. Ярость великого князя была откровенной и дикой. Искореженный, изломанный Ахмат метался под ногами князя, похожего в те мгновения не на женщину и даже не на избалованного дитяти, но на уставшего вконец русского человека: надоело дань платить да услужливо кланяться послам и баскакам, ханам и ханшам, басмам и болванам. Надоело делать несчастные физиономии, корчить из себя покорных придурков, жить абы как, потому что на иную жизнь – настоящую, полнокровную – был наложен негласный запрет ханами, всегда готовыми изъять «излишки» жизни в свою казну. Двести сорок лет Русь жила, не желая излишков. Это – очень длительный период. Без излишков жить невозможно человеку разумному, Творцом рожденному, чтобы творить и не жить по-звериному: день протянул, и ладно. Излишки жизни – это не роскошь, это радость творца. Русские устали жить по-звериному.

Пора пришла гнать в шею сборщиков дани. Ахмат заручился поддержкой Казимира, и эти два врага могли натворить много бед на Руси.

Может быть, стоило повременить с топтанием басмы? Присутствующие при сем акте люди с волнением смотрели на разбушевавшегося князя. Да, Русь