Я размышляла о Хелен и Беа, которые сегодня вместе ужинают и, наверное, смотрят фильм. Раньше я относилась к жене Ральфа как к неудачнице, серой мышке, с ее аккуратным домом и книжными полками, на которых томики расставлены строго в алфавитном порядке.

«Однажды библиотекарь – библиотекарь навсегда», ответил Ральф, когда я спросила его о жене. Больше он никогда и ничего о ней не говорил, но всегда давал понять, что разговоры о его семейной жизни находятся под запретом.

В то время я тихо радовалась, что они такие разные. Никогда не понимала, как такой богемный, такой романтичный мужчина мог увлечься сильно закомплексованной женщиной с интеллектом железнодорожного клерка.

Теперь у меня был повод снова задуматься о ней. Я довольно часто видела ее в школе. Одетая немного старомодно, но прилично, с короткими, хорошо уложенными волосами, она проходила по коридору, садилась с совершенно прямой спиной на диванчик в школьной библиотеке и слушала, как читают ученики. А в качестве награды она раздавала им принесенные из дома стикеры.

Я всегда отмахивалась от нее, словно она была пустым местом. Библиотекарь из маленького городка, ставшая матерью-домоседкой в неудачном браке. В том, что у Ральфа закрутился роман со мной, я обвиняла ее. Да, это ее вина, что она не смогла стать для него единственной.

Я поднесла стакан к губам и сделала несколько глотков пьянящего вина. Желудок протестующе забурчал. Если Майк прав, как ей удалось замести следы? И как, во имя всего святого, она организовала все эти сообщения?

Глядя в темноту комнаты, я видела холодные и проницательные глаза Майка. Могла ли я доверять ему? Нет, «доверять» – не то слово. Разумеется, я не доверяла ему. Он был на стороне темных сил. Готовый на все ради денег. Он и сам так сказал.

Но я поверила ему – такому настоящему, приводящему в ужас своей прямотой. Вряд ли он стал бы тратить силы на обман. Не понимаю, почему я была уверена в этом, но я точно знала – не стал бы.

Безусловно, он подозревает меня. Ему и так уже слишком много известно о моем романе с Ральфом. Интересно, что еще он знает? И имеет ли он представление о других «подвигах» Ральфа?

Я много думала о том, чем все закончилось. То, как Ральф вел себя незадолго до смерти, было до ужаса неправильно. Я и представить не могла, что он способен на такое. Но я бы не отвернулась от него, если бы он был со мной честен. Если бы раскаялся и попросил прощения. Я бы постаралась помочь ему выпутаться из этой ситуации.

Первый звоночек, что наши отношения подходят к концу, случился там же, где все и началось, – в группе литературного творчества для учителей.

С самого начала предполагалось, что в группе будут заниматься только сотрудники школы. Помню, в сентябре я прочитала на доске объявлений анонс. Его трудно было не заметить: маленькие фотографии известных писателей образовывали гигантский вопросительный знак после слов: «Интересуешься творчеством и хочешь попробовать свои силы?» У учеников были свои кружки и секции, но мы, взрослые, тоже нуждались в чем-то подобном. Просто так совпало, что занятия проходили на территории школы, а не где-нибудь еще, и в этом был свой практический смысл.

Сначала я лишь изредка посещала занятия группы. Я была безнадежно сосредоточена на Ральфе, а он – на мне, я думала, что коллеги догадываются о нашей тайне, особенно когда он читал свои стихи. Он всегда давал мне понять, что свою любовную лирику он сочиняет для меня. И была еще одна неловкость: я ничего не писала. Собственное творчество не являлось обязательным требованием, и я была не единственной, кто приходил на занятия просто послушать, но раз или два Ральф обращался к нам, призывая преодолеть страхи и решиться на какое-нибудь произведение. Однажды кто-то даже предложил импровизированный сеанс малой прозы. От одной мысли об этом меня бросило в жар от смущения.

К концу января я испугалась. Отношение Ральфа ко мне изменилось. Его сообщения стали заметно короче, и, если я писала ему, иногда он не отвечал часами, а случалось, и по несколько дней. Когда он приходил ко мне, я старалась доказать ему свою любовь. Покупала лучшую еду и самые дорогие вина, какие только могла позволить себе. После еды он сидел с осоловевшим взглядом на диване, и я массировала ему голову и плечи, стараясь снять напряжение. Похоже, и заниматься со мной любовью ему было уже не так интересно. Его мысли занимало что-то другое.

Я мучилась по этому поводу и в конце концов решила опять ходить на семинары, отчасти чтобы почаще видеться с ним, отчасти чтобы подчеркнуть, как я люблю поэзию, его страсть. Я не стала предупреждать его заранее. Хотелось увидеть выражение его лица, насладиться его удивлением, когда он заметит меня.

На первое после длительного перерыва занятие я оделась с особой тщательностью: выбрала свою лучшую юбку-карандаш и розовую блузку. Весь день в животе порхали бабочки, и мне приходилось делать усилия, чтобы сосредоточиться на уроках. Нервное возбуждение было как перед первым свиданием. Несколько раз я доставала телефон, чтобы все-таки отправить ему эсэмэску. И каждый раз в итоге убирала телефон обратно в сумку, посмеиваясь над собой. Я не умела устраивать сюрпризы – не хватало терпения, но этот решила довести до конца!

Когда прозвенел звонок с последнего урока, я не пошла в учительскую – задержалась в пустом классе. В воздухе пахло клеем и дезинфицирующими средствами, восковыми мелками и краской. Закрыв дверь, я прибралась в книжном уголке и вымыла столы после декоративно-прикладного искусства. Затем села проверять тетради третьего класса, дожидаясь, пока закончатся уроки в старшей школе и можно будет пойти на занятие.

Я заставила себя идти не спеша, чтобы прийти самой последней – обычно эта честь оказывалась Ральфу, как руководителю группы. Сердце бешено стучало, а волнение причиняло почти физическую боль. Напряжение было таким, будто ты ищешь кого-то спрятавшегося и знаешь, что в любой момент он может выскочить на тебя. Но была в этом волнении и приятная сторона. Я вспомнила, как в самый первый раз искала класс, где проходило занятие, и как Ральф, прервав чтение, окликнул меня, а затем с восторженным видом читал стихи мне и только мне.

Когда я наконец дошла и уже протянула руку, чтобы открыть дверь, я вдруг с ужасом поняла, что читает не Ральф. На краю учительского стола сидела блондинка, одетая в немыслимо короткую юбку,