– Никакой этой… благотворительности. Ты мне – я тебе. Идет?

– Смотря, что предложишь. Что у тебя есть?

– Информация. Как добраться до Буки, минуя Ристалище.

– Выходит, ты знаешь такую важную вещь, но до сих пор тут штаны свои переливчатые просиживаешь?

– А что толку – знать это? Силой Бука все равно не поделится – ему нужен лучший. А у тебя, по ходу, к Буке другие вопросы.

Семинарист с подозрением уставился на паренька. Откуда он это пронюхал? Черт растрепал, что ли?

– Как тебя звать-то? Чего тебе от меня надо?

– Звать меня, допустим, Плюгавый. А надо мне, чтобы ты отправился на базу «Биология».

– Зачем?

– Там тот, кто укажет тебе путь к Буке.

– Выходит, сам ты ничего толком не знаешь. Значит, уже соврал. Как же тебе верить после этого?

– Не хочешь – не верь. Да только на Ристалище тебе… – Плюгавый выразительно провел по шее ребром ладони. – А так можно и голову сохранить, и путь срезать.

Услышав знакомое выражение, Книжник ощутил что-то вроде дежавю:

– Вы что, сговорились, что ли?

– Это ты о чем?

– О том, чтобы «путь срезать». Скажи лучше, тебе с того какой интерес?

– А никакого.

– Вообще никакого?

– Ага. Вообще. Считай, по дружбе помогаю.

– Что-то ты темнишь, Плюгавый. Какой ты мне, к черту, друг? Я тебя и вижу-то впервые.

– Ну, почти никакого интереса, – паренек дернул плечом, вздохнул, закатил глаза. – Разве что… посылочку передать.

– Ага. Ну, так уже теплее.

– …Посылочка такая легкая, ничего не весит. А тебе рады будут. Все, что надо расскажут, путь укажут. Выходит, и тебе польза, и мне услугу окажешь.

Закусив губу, семинарист разглядывал Плюгавого. Этот тип не внушал доверия. Скользкий какой-то, вертлявый. Впрочем, на этой базе весь народец так себе, особо привередничать не стоит. И если паренек не врет… Это может быть шанс.

– Ну, ладно… – проговорил Книжник. – Давай рискнем. Пойду, предупрежу своего приятеля.

– Стой! – Плюгавый вцепился в рукав парня, направившегося было будить своего спутника. – Не надо говорить ему.

– Это еще почему? – Книжник с силой высвободился из назойливых пальцев.

– Я тебе такую тайну доверяю, а ты сразу все выложить хочешь! – изменившись в лице прошипел Плюгавый. – Черт с Хрипатым – приятели! Все сразу узнают, что ты за спиной Оракула действуешь, да еще и Ристалище миновать хочешь! На тебя-то мне плевать – но они и на меня выйдут. Знаешь, что за это бывает?

– Ладно-ладно, – торопливо сказал Книжник. – Давай, сделаем, как ты задумал. Надеюсь, не подведешь.

– Все в Его руках, – туманно отозвался Плюгавый. – Но если тебя поймают – ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Идет?

– А есть другие варианты? Конечно, идет. Куда оно денется.

Книжник бодрился – просто, чтобы заглушить в себе неуверенность. Он и сам уже не знал, куда и зачем идет, почти позабыв о главной цели своего пути. И если шел – то лишь потому, что это нужно Зигфриду. В это надо просто верить – а значит, иначе и быть не могло.

Балабол не соврал. Ночью у самого порога своей крепости Зигфрид обнаружил ящик с консервами и канистру воды. Затащил драгоценный груз внутрь, тщательно забаррикадировался. После чего приступил к осмотру своего «выигрыша».

Он слишком хорошо знал Балабола, чтобы поверить в его благие намерения, а потому вскрывал ящик с осторожностью сапера. Ящик вполне мог оказаться бомбой.

Канистру с водой сразу отставил в сторону: нет ничего проще, чем подсыпать в воду какую-нибудь дрянь. То же касалось подсохших лепешек – их он оставит на самый крайний случай. А вот консервы – весьма кстати. Голод уже сказывался на физической форме – и в ушах звенело, и непривычная слабость в руках появилась. Поставив одну из банок на бочку, достал из-за голенища длинный узкий нож. Клинок, ждавший там самого крайнего случая, похоже, дождался своего. Коротким ударом вест воткнул нож в жестянку, принюхался. Содержимое пахло вполне сносно. Более того – восхитительно. Наверное, голод здорово искажал восприятие, но выбора не было. Если не восстановить сейчас свои силы, в бою ему ловить нечего. А то, что боя не избежать, он знал наверняка.

Собственно, переговоры с Балаболом были не более, чем разведкой. Он прощупывал ситуацию, прикидывая, каковы шансы выбраться из западни. Похоже, шансы все же имеются: осада казалась уже не такой монолитной. Бандиты не привыкли к железной дисциплине, им надоело следить за единственным врагом, и эту расслабленность следует использовать. Он немного оправился после ранений, сейчас только набьет брюхо, выспится – и можно идти на прорыв.

Маркитанты владели секретом восстановления качеств продовольствия из стратегических запасов. Надо думать, эта еда подверглась той же процедуре. Во всяком случае, вкус у мяса, пролежавшего на тайных складах больше двухсот лет, был отменный. С голоду тянуло расправиться не с одной банкой восстановленной тушенки, однако Зигфрид остановил себя на первой. Голод лишает сил, изобилие же может убить.

Отправив опустевшую банку в дальний угол, воин поднялся, неторопливо прошелся по комнате, осматривая свои владения. Скоро он оставит эти стены, ставшие ему и спасением, и тюрьмой. Друзья не вернулись за ним через портал Розы Миров – ну так он и не привык ни от кого ждать помощи.

Но главное, он сделает то, в чем сомневался до последнего дня.

Взорвет маяк вместе с невидимым порталом на верхней площадке. Что бы ни стало с ним самим, нельзя дать шанс этим подонкам свободно разгуливать между мирами. И не важно, правду ли говорил Балабол или лгал, как обычно, – дорога в Кремль должна быть закрыта для таких, как он и его подельники.

Взвалив на плечо ящик с динамитом, Зигфрид направился к лестнице. Он не был уверен, что мощности имевшейся взрывчатки хватит, чтобы снести весь маяк, потому часть заряда решил заложить непосредственно под верхней площадкой.

Уже выходя на верхнюю площадку, почувствовал непривычное головокружение и внезапно навалившуюся усталость. Остановился, чтобы перевести дух. Едва не выронил ящик с динамитом. Осторожно поставил. Усталость не проходила, вместо этого на все тело наваливалась тяжесть.

– Какого Вотана… – прошептал Зигфрид, вытирая со лба проступившую испарину.

Если головокружение можно было списать на контузию, то появившееся неприятное онемение в руках и ногах этим объяснить не получалось. Внезапная догадка заставила его сбежать по лестнице вниз, рискуя рухнуть на непослушных ногах. Он выхватил из ящика нетронутую банку, впился в нее взглядом, крутя потерявшими чувствительность пальцами.

И замер, обнаружив у бокового загиба еле заметное, с иголочный прокол, отверстие. Его бы он никогда не увидел, не ищи нарочно. Это было не просто непростительное легкомыслие. Нет, это была глупость. Это была слабость, которую он проявил, и которая грозила убить его.