Иногда воспоминания о нем в Тане оживали. Она понимала, что, хотя ни с кем не испытала таких враждебных бурь и чуть ли не драк, все-таки ни с кем и никогда ей не было так хорошо. Секс-то был всякий. Попадались среди ее любовников и отъявленные самцы, способные и желавшие доставить Тане особенное удовольствие. Но не было ни одного, с кем сердце замирало бы просто от встречи, от одного взгляда на любимого, от одной только мысли, что он есть, что вечером ждет ее свидание с ним…

* * *

– Понял, понял, – комментировал ее рассказ Вадик. – Мужчина всей твоей жизни. Но в сожительстве все-таки был невыносим. А это значит что?

– Что?

– Это значит, Танюш, что на самом деле вы друг другу не подходите. Бытом ведь все и проверяется.

– А может…

– Сколько, говоришь, вы вместе протянули?

– Ну, месяца четыре.

– И все время ссорились?

– И не говори, Вадюш. Неописуемое что-то. Вообще никак не совпадали. И все же… все же…

– А Сергей – тот самый муж, с которым ты теперь живешь?

– Не-ет. Там тоже все было ясно. Теперешнего зовут Игорь. И, что интересно, первый был неряхой и скопидомом, как Лешка. А второй – такой же мотылек по жизни, как он, только и норовит выпорхнуть из семейного гнездышка. И что? Мне как было оно в общем-то по фигу, так и есть. Не ломало и не ломает. Ну поцапаемся с Игорьком иногда – и то больше в шутку, так, подколем друг друга, может, слегка и ядовито – но это и все. Потом опять каждый живет свою жизнь и другому не мешает. А в Лешке – ну все меня бесило! Вот все! Как это объяснить? Вроде бы должно быть наоборот: кого любишь – того принимаешь любым. А тут…

– Видимо, это не универсальное правило, – пожал плечами Вадик.

– Выходит, так.

– Может, вы таким образом заводили себя. У некоторых после ссор в сексе переживания острее.

– Не думаю, что это наш случай. Мы же целый год до этого встречались – и все было бесподобно. Не требовались нам ссоры.

– Ну, наверное, ты своих мужей принимаешь такими, как есть, потому что к ним равнодушна. А к Лешке придираешься, так как, кроме него, ничего вокруг не видишь… – Он неопределенно покручивал в воздухе рукой, силясь этим жестом добавить глубины не вполне сформировавшейся мысли.

Таня согласно кивала.

– А с Сергеем что не сошлись обратно?

Она махнула рукой.

– Там уж тогда все умерло, и у меня и у него.

– Чудны́е вы, женщины, – хмыкнул Вадик.

– Вадь, а что тут чудного? Ну прошла любовь – у тебя что, так не было?

– У меня по-всякому было. Да ты не грузись, я так.

Таня лежала на спине, смотрела в потолок и рассуждала:

– Вот в старости, наверное, люди могут сойтись без любви и надежды. Только чтобы не остаться в одиночестве. А в молодости кажется, что у тебя столько еще всего впереди! Нужно только не бояться менять свою жизнь, и тогда откроются такие перспективы… Вот я ничего и не боялась, ни от чего не отказывалась и все меняла свою жизнь и меняла. Но ничего, как оказалось, впереди уже не было. Как ты знаешь, вышла потом и замуж по новой, живем вот до сих пор – а как живем? Да ну что я тебе рассказываю, ты и сам по чужим койкам прыгаешь небось не от большой привязанности к жене.

– Да нет, тут ты, Танька, не совсем права. Для меня это все вообще никак не связано. Просто я женщин очень люблю.

– Ну не знаю. Может, у тебя оно как-то и по-другому. А я вот, когда с Лехой жила, хоть и грызлись мы с ним как кошка с собакой, но только на других мужчин смотреть не могла. Ни разу ему не изменила, пока мы вместе были.

– Да вы ж не долго жили. Дальше, может, и иначе бы пошло.

– Может, и так… – задумчиво и грустно согласилась Таня. – Но больше меня такой любовью никогда не накрывало. Ничего подобного, ни в семье, ни в адюльтерах, – она усмехнулась. – Я все Лешку вспоминала поначалу, знаешь, с болью какой-то. Как об утраченном счастье. Тоскливо было, несмотря ни на что. Хотя какое там счастье? Вроде бы все мы должны были своими ссорами убить. Потом забылось, конечно, многое, в душе все как-то притупилось, я его перестала вспоминать и о нем совсем не думала. И живу без всех этих вспышек, без этой остроты сумасшедшей… Секс, правда, люблю, ну ты знаешь, – добавила она и поцеловала Вадика.

Вадик откликнулся на ласку, но не воспользовался моментом. Казалось, его занимает Танина история.

– Ты жалеешь? – спросил он.

– О чем?

– О том, что так с Алексеем получилось тогда.

– Ну как – жалею… Да нет, конечно… Вообще-то жалею, наверное… Ой, ну я не знаю. Я вот как раз сейчас думаю – как это накатило, все воспоминания и все такое, – вот я думаю: ну а как тогда нужно было поступить, а? Я не знаю. Вроде бы нельзя сказать, что моя жизнь не сложилась. А все же могла бы она быть и посчастливее, я б не возражала. Но что, что я делала не так? В чем ошиблась? Не знаю… Ну может, не стоило от мужа уходить, от Сережки… – Она посмотрела на лежащего рядом Вадика, он задумчиво качал головой. – Что молчишь? – спросила Таня. – Смотри: жила б с Сережкой, а встречалась с Алехой. И было бы у нас с ним все хорошо, как тогда.

– С кем?

– Ну не с Сережкой же!

– А с Сережкой как бы было? Да и с Лехой… Ты ж не я, это у меня все отдельно. А у тебя вон какая каша в голове. Ну сколько так можно протянуть? Думаешь, долго?

– А мы с тобой сколько протянем? – улыбнулась Танюша.

– Ну мы-то с тобой – другое дело. Мы будем жить вечно. И всегда-всегда любить друг друга, – убежденно откликнулся Вадик.

– Да… Но вообще-то никогда не знаешь, что нужно сделать, чтобы жизнь сложилась более счастливо. Хотя, наверное, если бы мне тогда показали мое будущее, и я б увидела заранее, как все сложится… ну вот так как-то, без полета, без восторга… Увидела бы, что все годы потом, без Лешки пройдут впустую…

– Ну что бы ты сделала?

– Переиграла бы все заново. Если б можно было. Ну если без него все равно все стало только хуже.

– Но как бы переиграла?

– Ну я бы терпеливая была, не то что тогда. Не требовала бы много, а старалась сама идти навстречу… И не пыталась бы его переделывать. Тогда, может, и сохранили бы мы свою любовь. Ведь теперь-то я вижу, что была она очень большой. Просто в молодости не видно так отчетливо.

– Понятное дело, – отозвался Вадим. – С низкой точки не видно высокой.

– Вот! Точно, – подтвердила Таня. – С низкой ничего не видно. А как поднимаешься по возрасту все выше и выше, потом оглянешься назад – и все становится ясно. И начинаешь жалеть об ошибочном прошлом. Может, и не нужно, конечно, жалеть – но как? Ведь столько лет! Столько лет, все эти годы… и – ничего… ничего…

– Вот прям ничего! – наконец обиделся Вадик.