– Папуля, не паникуй раньше времени. Я скоро приеду, будем разбираться, что к чему.

Она очень старалась, чтобы голос не дрожал. Держа телефон в руке, поднялась на пол-этажа, снова несколько раз позвонила в квартиру Кислова. Тишина. Дверь не открыли.

Где-то на уровне третьего этажа Настя вдруг поняла, что идет по лестнице, а не едет в лифте. Ноги слабели с каждым шагом, и с каждой ступенькой все сильнее накатывала дурнота. Типичный сосудистый спазм, вызванный сильным испугом. Стресс, физическая боль или духота – три главных провокатора таких спазмов, это Насте объяснил врач больше тридцати лет назад, когда такое случилось впервые и пришлось вызывать «Скорую». После этого она уже медиков не беспокоила, справлялась сама.

Все как в тумане, в одно мгновение стало жарко и душно, тело покрылось испариной, по спине и груди потекли капли, тонкая футболка прилипла к коже. Настя рванула молнию на пуховике, из последних сил навалилась на входную дверь, вышла из подъезда и, поняв, что больше не сможет сделать ни шагу, опустилась на низкие перильца, ограждающие «придомовую территорию с зелеными насаждениями». Надо отсидеться. Спазм – штука знакомая, издавна известная и почти привычная, резко падает давление, хорошо бы выпить горячего сладкого чаю или кофе, обычно помогает. В любом случае, нужно просто потерпеть – и все пройдет. Минут 15–20 – и она сможет дойти до машины и сесть за руль.

Она так и сидела в тупом оцепенении, не накинув капюшон и не чувствуя, что волосы становятся мокрыми, словно под душем, пока не услышала рядом с собой голос Шилова:

– Анастасия Павловна! Что случилось? Вы же в гости шли, вроде бы.

Сколько же времени она так сидит? Кажется, давно…

– Не открывают, – через силу выдавила она. – Дома нет, наверное.

– А-а… Ну ничего, бывает. Сильно расстроились? На вас лица нет. Вы прямо как привидение.

– Все нормально, Володя. Просто прикидываю, как лучше выстроить маршрут, куда сначала поехать, куда – потом.

Она взяла себя в руки и подняла глаза на оперативника. Еще небольшое усилие – и даже получится слегка улыбнуться.

– Как кофе попили? Удачно?

Шилов самодовольно хмыкнул.

– Вполне! Счастливо, Анастасия Павловна! Побежал я.

Настя еще немного посидела и, почувствовав, что ее отпустило, осторожно поднялась и побрела к машине. Жаль, что оставила ее так далеко.

Вот он и настал, тот момент, которого она так боялась последние два-три года. Родителям за восемьдесят. Она вступила в тот период жизни, который можно назвать «временем ожидаемых потерь». Не внезапных и вызывающих шок, как в молодости, а именно ожидаемых, о которых думаешь постоянно годами и понимаешь, что каждый прожитый день неотвратимо приближает к неизбежному. Почему их никогда не готовили к этому? Почему еще в школе не рассказывали, каково это: каждый день и каждую минуту, постоянно, думать о состарившихся родителях и бояться любого их недуга, даже простого недомогания, понимая, что обычная простуда может обернуться бронхитом, потом пневмонией, потом отеком легких, а внезапное головокружение может привести к неловкому падению и перелому шейки бедра или к травме черепа. Почему ни в юности, ни в молодости никто не объясняет, что страх за старых родителей не менее силен, чем страх за ребенка, он такой же всепоглощающий и изматывающий, и нужно уметь как-то с ним справляться. Она, Настя Каменская, не умеет, судя по тому, как отреагировала на звонок отца.

Нет, все-таки хорошо, что она оставила машину подальше и теперь вынуждена пройтись по улице. Кислорода в этом сыром загазованном воздухе, конечно, кот наплакал, но все равно больше, чем в салоне автомобиля. Когда Настя села за руль, она была уже почти в норме.

Владимир Шилов давно уже был не обычным опером, а начальником одной из оперативно-разыскных частей, сокращенно – ОРЧ. Но если бы умел читать мысли, то ему пришлось бы признать, что полковник в отставке Каменская угадала правильно: «попить кофейку» в данном случае означало именно то, что она и подумала. День Шилову предстоял не слишком радостный в служебном плане, посему он решил доставить себе несколько приятных минут, дабы подсластить пилюлю, которую его обязательно заставит разжевать и проглотить без воды начальник окружного УВД генерал Ефремов. Сегодня после обеда у генерала обязательное мероприятие: прием населения, который проводится два раза в месяц. Ну а уж кто приходит на эти приемы – всем отлично известно: жалобщики, недовольные тем, как действуют полицейские. Девочки из приемной, благоволящие симпатичному Шилову, всегда дают ему заранее глянуть на список тех, кто записался на прием, и если в этом списке Владимир видел знакомые фамилии, то готовился к тому, что во время приема генерал выдернет его и заставит объясняться в присутствии жалобщика. Вообще-то это была такая игра: генерал делает вид, что сердится и негодует, вызванный для объяснений подчиненный делает вид, что оправдывается, и обещает все исправить в самое ближайшее время. Жалобщик верит и уходит довольный и обнадеженный. На этом все заканчивается, и через пять минут о сути жалобы все благополучно забывают. И, разумеется, никто ничего исправлять не собирается.

Но на сегодняшний прием записался человек, по заявлению которого работали опера шиловской ОРЧ и реально накосячили. Причем накосячили так, что уже ни разгрести, ни отвертеться. Так что от генерала Владимир готовился получить, как говорится, по полной.

Войдя в здание УВД, он, прежде чем идти к себе, заглянул в приемную узнать, в каком настроении повелитель и не отменил ли опасный жалобщик свою запись. По общему правилу, во время личного приема все руководители должны находиться на рабочих местах, а те, чьи подчиненные фигурируют в жалобе, обязаны не просто сидеть в своем кабинете, а стоять в коридоре возле приемной, чтобы незамедлительно явиться по вызову генерала.

Вредный жалобщик запись на прием, к сожалению, подтвердил. Поскольку записываться нужно было сильно заранее, недели за две-три, накануне судного дня девочки из приемной обязательно обзванивали записавшихся и просили подтвердить либо отменить запись. Времени у генерала на общение с гражданами мало, а желающих лично пожаловаться большому боссу на полицейский беспредел много, поэтому на место тех, кто отменяет визит, немедленно вставляли кого-нибудь из листа ожидания. Иногда случалось, что Шилову везло с жалобами на его подчиненных. Но не сегодня. Не срослось. Значит, придется огребать полной ложкой.

Огребать было не впервой, и не сказать чтобы майор Шилов этого уж очень боялся. Подумаешь! Дело житейское. Но почему-то сегодня вся эта возня показалась ему особенно противной. Да, и он, и опера в его ОРЧ – далеко не образцы тех «хороших парней», про которых когда-то писали в книжках и снимали кино. А где они вообще есть, эти хорошие парни? Откуда им взяться? В полиции катастрофический некомплект кадров, вот им недавно приводили цифры по Москве – аж сорок процентов! То есть фактически половина вакансий висит без людей, а если учесть, что разбирающих бумажки и сидящих в секретариатах девочек в погонах всегда достаточно, а места начальников тоже не пустуют, то становится понятно, что весь некомплект приходится именно на тех, кто непосредственно имеет дело с охраной правопорядка и преступностью: оперов, участковых и патрульно-постовую службу. Каждый из них пашет за двоих. За ту же зарплату и при том же количестве сил, здоровья и часов в сутках. Зарплата, величаво именуемая окладом содержания, не сказать чтобы велика, в столице – вокруг полста тысяч рублей, на периферии наверняка и того меньше. Служебных машин выделяют недостаточно, приходится чаще всего ездить на своих автомобилях и самостоятельно платить за бензин. Покупать бумагу и картриджи для принтеров. Жрать на ходу, переплачивая за некачественную еду в общепите и наживая болячки. Недосыпать, не отдыхать нормально, не видеть семью неделями, не встречаться с друзьями, не читать книг, не смотреть кино, не заниматься здоровьем, не ходить в спортзал, не иметь хобби и увлечений. Одним словом, быть не социально адаптированной личностью, стремящейся к росту и развитию, а зашуганным и вымотанным до предела мальчиком для битья. Это если по уму, то есть если действительно быть «хорошим парнем», выполнять свои обязанности на совесть и окучивать по две грядки вместо положенной одной. И долго ты так протянешь? Ну, год. Ну, два. А потом скажешь себе: «Ради чего я так корячусь? Ради чего гроблю свою жизнь и здоровье? Жена вечно недовольна, потому что меня постоянно нет дома, я не помогаю ни по хозяйству, ни с детьми, от меня вообще никакого толку, я превращаюсь в обузу, которую нужно кормить и обстирывать и которая ничего не дает взамен. Ни внимания, ни любви, ни семейного уюта, ни помощи и поддержки, ни денег. Начальство постоянно критикует и орет, как бы я ни старался, и не дает никакой возможности почувствовать свою профессиональную ценность и состоятельность. Тогда зачем все это?» А дальше следует вполне логичное решение: во-первых, нужно перестать надрываться на службе и научиться, наконец, работать как можно меньше; и, во-вторых, надо пользоваться имеющимися возможностями и хотя бы создать себе финансовую подушку.