– Почему ты нам ничего не сказал? – с упреком проговорила Настя. – Ну для чего эта партизанщина, папа? Мы с вами постоянно общаемся, перезваниваемся, видимся, а вы, оказывается, переживаете из-за медицинских проблем и молчите. Мы с Лешкой живем спокойно, в полной уверенности, что у вас все в порядке с этим вопросом, а вы… как не родные, ей-богу! Нельзя же так!

– У вас своих забот хватает, мы с мамой не хотим вас еще и этим нагружать. Квартира новая, ремонт, переезд. Представляю, сколько вам пришлось потратить, а тут мы со своими страховками.

Настя чуть не расплакалась. Невыносимо было видеть родителей такими слабыми и беспомощными.

Они долго сидели на кухне, пили чай, разговаривая вполголоса, составляли планы на предстоящий день. Купить продукты и приготовить еду дня на три, чтобы Надежда Ростиславовна могла спокойно отлежаться. Связаться со страховой компанией и договориться об оформлении договора. Пригласить выезжающего на дом специалиста, чтобы осмотрел маму и проконсультировал. Найти мастеров, которые соберут-смонтируют шкаф-купе, потому что Леша успел только принять упакованные доски и запчасти. «И позвонить Стасову, – отметила про себя Настя, – предупредить, что я выпадаю из рабочего процесса еще на один день. Сегодня он отнесся к моей ситуации с пониманием, но время-то идет, Латыпов будет рвать и метать, у него сроки ограниченные. Может быть, Владику придется отдавать задание кому-то другому. Представляю, что Стасов вынужден будет выслушивать от продюсера! Это несправедливо, Владик же ни в чем не виноват, выслушивать должна я, а не он. Значит, позвонить Латыпову и объясниться с ним должна именно я. И еще надо бы сгонять к Кислову, выполнить то, что не удалось сегодня. Кстати, он за весь день так и не позвонил, хотя клятвенно обещал поискать договор. Но это и к лучшему, у меня будет завтра железный повод заявиться к нему домой».

– Ну что, папуля, попробуем поспать? – предложила Настя, когда на часах было начало пятого.

– Иди, ребенок, – Леонид Петрович слабо улыбнулся, – отдыхай, а я тут посижу, не спится мне.

– Так не пойдет, – решительно возразила она. – Или все, или никто. Если ты не хочешь спать, тогда поговорим о шантаже. Поделишься опытом?

Утром Надежда Ростиславовна проснулась в боевом настроении и тут же принялась рассматривать и оценивать внешний вид дочери. Раскритиковав пуховик, потребовала, чтобы ей предъявили обувь, в которой ходит бестолковое чадо. Вид старых разношенных ботинок поверг профессора Каменскую в ужас и дал повод прочесть очередную лекцию минут на двадцать о том, что именно обувь «делает женщину женщиной», о чем столь доходчиво объяснялось в известном фильме.

Одним словом, мама явно пришла в себя, и к концу дня, сделав все необходимое и запланированное, можно будет отправляться домой.

Получив новое и очень срочное задание с формулировкой «максимально быстро, максимально просто и без излишеств», Вадим сперва решил, что ослышался. Каменская? Анастасия Павловна? Да быть такого не может!

Вообще-то сама Каменская ему глубоко по барабану. Ну, была такая на Петровке, в розыске, за миллион лет до нашей эры. И что?

А то, что была еще и Вика. И рана, которая так и не затянулась. Сколько лет прошло? Около десяти? А обида все гложет и гложет. Вадиму казалось, что столько сил, сколько он потратил тогда на то, чтобы помочь Вике, он не тратил ни на одно дело в своей жизни. Забросил все, чем занимался, увлекался, все, что доставляло удовольствие и приносило удовлетворение, отсиживал положенное на работе и мчался уговаривать, убеждать, успокаивать. Утешал, когда она плакала. Водил за ручку к психологам, находил какие-то курсы, заставлял изучать фиг знает какие науки и практики, сидел рядом и следил, чтобы Вика не рыдала и не лежала лицом к стене, а занималась, учила, готовилась. Не знал отдыха ни в выходные, ни в праздники, ни в отпуске. Она очень нравилась Вадиму. Да что там нравилась – он был влюблен по уши. А может быть, даже и любил ее. И ему тогда казалось необыкновенно важным, самым важным в жизни помочь ей добиться желаемого.

Того самого «желаемого» Вика не добилась. Но добилась другого. И Вадим считал исключительно своей собственной заслугой тот факт, что в процессе борьбы за восстановление душевного равновесия девушки удалось заменить одно желаемое на другое, с одной стороны – более доступное, с другой – более перспективное. Отработав какое-то небольшое время в пресс-службе ГУВД, Вика круто изменила свою жизнь, сняла погоны и устроилась менеджером в очень крупную и очень богатую фирму, стала получать большую зарплату и не вылезала из загранкомандировок. Три иностранных языка и огромное количество пройденных тренингов по ведению переговоров и прочим необходимым в современном мире вещам сделали из нее весьма и весьма востребованного работника. На все эти бесконечные тренинги ее заставлял ходить он, Вадим. Пока она занималась – сидел под дверью, караулил, чтобы не сбежала. И языки она выучила только потому, что Вадим стоял над душой. Вика была очень умной девушкой, очень способной, просто первая неудача выбила ее из колеи настолько, что нужно было приложить огромные усилия, чтобы не дать ей свалиться в клиническую депрессию. Отвлекать. Чем-то занимать. Показывать перспективы. Вселять надежду. Заново создавать и подпитывать рухнувшую в одночасье уверенность в себе.

Вадим сделал это своей главной работой, вложил в нее всего себя. И что получил взамен? Да ничего! Шиш с маслом.

Вика бросила его сразу же, как только ушла со службы. Он был еще молод, быстро утешился в других отношениях, но обида все равно тлела в глубине души. Как если бы дал приличную сумму, и по умолчанию подразумевалось, что в долг, а ее и не подумали возвращать, сочли подарком. Да, ты не разорился, не пошел по миру, но тебя банально поимели, и это неприятно.

Он давно уже не думал о Вике и даже не вспоминал о ней, но едва услышал имя Каменской – мгновенно почувствовал, как вспыхнуло где-то внутри пламя, которое, казалось, погасло давным-давно.

Все легкодоступные сведения ему предоставили сразу же, одновременно с заданием. Остальное Вадим раздобыл за какой-нибудь час. Интернет – великая сила и такая же великая слабость. Люди даже не представляют, как много можно о них узнать, если кое-что уметь. А то, что умел и имел возможность получать Вадим, было на три порядка больше, чем просто «кое-что».

Посмотрев на схему мест, где регистрировался в последние трое суток телефон Каменской, он увеличил карту города, взломал несколько сайтов с совсем никудышней защитой, нашел то, что более или менее подходило под условия задачи, и быстро составил незамысловатый план. Горбызла в этом плане, само собой, нашла бы массу дырок и непременно завела бы свою постоянную нудную песню на тему «а если» и «а вдруг», стала бы настаивать, как всегда, на двух-трех запасных вариантах. Можно было бы и изящнее, и сложнее, но ему же сказали: срочно, максимально просто и без излишеств. План будут выполнять другие люди, его задача – собрать сведения, пользуясь служебными возможностями, и набросать примерный сценарий.

В тот вечер Светлана Дмитриевна впервые после смерти мужа прикоснулась к его вещам. Скромный, почти аскетичный образ жизни Виктора Семеновича оставил, как оказалось, довольно обширный предметный мир. Одежды в шкафах было не так уж много, но Светлана постоянно натыкалась то руками, то глазами на любимое полотенце, после многочисленных стирок ставшее мягким и отлично впитывавшим влагу с кожи, на любимую чашку мужа, на любимую подушечку, которую тот подсовывал под спину, когда сидел на диване. Именно этим ножом Виктор предпочитал резать хлеб. Именно этот рожок для обуви, с длинной ручкой, он купил, когда начались проблемы с позвоночником и стало больно наклоняться…