– Вы… вы… – Он сделал движение, словно собираясь схватить Ирину Ивановну за плечи.

– Подполковник! С седьмой ротой всё в порядке и со мной тоже. – Госпожа Шульц отстранилась, поправила и так безукоризненный воротничок.

Константин Сергеевич резко – даже слишком резко – распрямился, развернул плечи.

– Седьмая рота, слушай мою команду! Занятия временно отменяются. Всем проследовать в свои комнаты, где и находиться до особого распоряжения. Всё понятно? Расположения не покидать ни под каким предлогом!.. Старший возраст выступает на вокзал с оружием. Вам – оставаться тут!.. Всё ясно? Вперёд, шагом марш! Я лично сопровожу до спален!..

– С этим прекрасно справлюсь и я, господин подполковник, – перебила Ирина Ивановна. – Старший возраст наверняка уже следует к оружейной, его превосходительство начальник корпуса, согласно боевому расписанию, должен собирать всех свободных офицеров у главного входа. Думаю, вам лучше идти туда. А маль… то есть господ кадет седьмой роты я сама отведу куда следует.

Две Мишени выпрямился так, что, казалось, у него сейчас спина сломается.

– Благодарю вас, гос… Ирина Ивановна. Седьмая рота! Все распоряжения госпожи преподавателя выполнять беспрекословно!..

При этом господин подполковник отчего-то покраснел, очень быстро развернулся и чуть не бегом бросился прочь из обеденного зала.

За окнами в осеннем небе медленно рассеивались два громадных дымных гриба; под ногами хрустело выбитое взрывами стекло, а седьмая рота под строгим взглядом госпожи Шульц строем маршировала к спальням, чувствуя себя несчастнейшими людьми на свете и свирепо завидуя пресловутому «старшему возрасту», то есть выпускному классу, который сейчас спешно строился на корпусном плацу.

– Снаряды небось взорвались, – прошипел Бобровскому Костя Нифонтов. Прошипел с какой-то непонятной злостью; Фёдор и Петя услышали, потому что Лев с Севкой и Костей оказались в строю прямо перед ними.

– Снаряды? Да с чего им рваться-то вдруг? – обернулся Воротников.

– Мож, везли неправильно. А мож…

– А может, кто и постарался, – проговорил Бобровский. – Папа мне рассказывал…

– Та-ак! Что за разговорчики в строю! – не хуже иного фельдфебеля рявкнула Ирина Ивановна, и разговорчики на самом деле мигом пресеклись.

Седьмая рота протопала по лестнице и стала растекаться по клетушкам спален, а госпожа Шульц самолично проверяла, чтобы все двери были закрыты.

– Оставаться внутри! Я буду тут! – И она направилась к конторке дежурного по роте в торце коридора.

– Петь, ты всё знаешь. – Федя с другом разом прилипли к окну, откуда как раз были ещё заметны медленно рассеивающиеся столбы дыма. Здесь стёкла уцелели. Похоже, что на станции начался ещё и пожар – слышались звонки пожарных команд, звонко ударили тревогу на каланче, так, что задрожали окна во всём городе. – Что, и впрямь снаряды, думаешь?

– Не, – покачал головой Петя Ниткин. – Не снаряды. Так только шимоза японская взрывается, а её у нас нет. Это… это… – Он наморщил лоб и вдруг проговорил страшным шёпотом: – Это бомбисты взорвали!

– Бомбисты? – вздрогнул Федя. – К-какие бомбисты?

– Какие, какие! Ты что, газет не читаешь? – Похоже, Петя даже оторопел. Очевидно, в его представлении «не читать газет» равнялось «добровольно не есть мороженое».

– Н-не читаю…

Газеты читали папа и дядя Серёжа. Кадет Солонов предпочитал книжки о приключениях сыщика Ната Пинкертона или «Пещеру Лейхтвейса». Ну и, конечно, «Гения русского сыска»[20]. И конечно же «Кракена».

– Эх ты!.. – впервые укорил Петя Ниткин приятеля. – Бомбисты – те, которые три года назад людей подвзрывали, городовых, чиновников – ну, когда беспорядки-то были? Что, забыл всё, что ли?

Три года назад Фёдора Солонова, ученика военной гимназии тихого и провинциального Елисаветинска, заботили совсем другие материи; хотя и их тихий юг не обошла мятежная гроза. Правда, вылилось это в один-единственный погром на рынке; начался он с того, что заполыхал полицейский участок, ну а потом пошло-поехало, и останавливали всё это солдаты всё того же Семёновского полка. Но буза или даже беспорядки – они беспорядки и есть, не более того. Не мятеж, не восстание, не революция. Настоящая смута гремела где-то далеко-далеко, в столицах, в Петербурге, в Москве, в Варшаве, но не у них.

Поэтому забывать Феде ничего даже и не пришлось.

– Так это ж злодеи, значит! – возмутился он. – На станции утром два взрыва – там же народу-то сколько! Кто в город едет, кто из города!

– Вот именно, – понурился Петя. – Как подумаю, сколько там… сколько их…

– Поймают этих бомбистов! – Федя стукнул кулаком в ладонь. – Непременно поймают!

– Может, и поймают, – вздохнул всезнающий Ниткин. – Ловили уже, случалось. Вот как-то раз аж семнадцать человек поймали, да только почти всех и отпустить пришлось.

– Как же так? – поразился Фёдор.

– Да вот так, – уныло сказал Петя. – У нас же невинных не сажают. Доказательства нужны. Железные. А их, видать, не было…

Да, в «Гении русского сыска» всё выходило совершенно иначе.

Они ещё довольно долго сидели так, у окна. Дым от взрывов рассеялся, но теперь на станции полыхал пожар, который погасить удалось только к вечеру.

Занятий в тот день больше не было, лишь какое-то время спустя Ирина Ивановна вывела истомившихся мальчишек на плац, к гимнастическому городку. Сама она облачилась в широченные парусиновые шаровары и самолично повела седьмую роту на штурм полосы препятствий.

– Ой, мама… – простонал бедняга Ниткин, глядя на шесты и канаты, по коим предстояло взбираться. – Я ж ни в жисть…

Однако госпожа Шульц, похоже, кое-что понимала, поскольку быстро и лихо разбила отделения на «команды», каждому дав своё дело. Пете Ниткину и ещё двум смахивавшим на него сложением и полным отсутствием «ухватки» кадетам из второго и третьего отделений было велено бежать следом за своими, составляя список, кому что удалось, каковой потом надо было оформить как «донесение о боевых действиях».

Петя глядел на вручённый ему полевой блокнот с карандашиком на верёвочке, словно утопающий, которому прямо с чистого неба свалился спасательный круг.

– Седьмая рота, слушай мою команду! На отделения – разберись!.. У нас три дорожки, три одинаковые полосы. Отделение, пришедшее первым, вечером идёт пить чай со сладкими булками в корпусную чайную! Зачёт по последнему кадету! Помогайте друг другу, как на настоящей войне! Все готовы?..

– Так точно!.. Готовы!.. – раздалось мальчишеское многоголосие.