– Ладно, Клим, уймись, – раздраженно проговорил Кравец. – Этот клиент все равно бестолковый, ему тайны были неведомы. Знал только схрон Табачника, про который мы и сами в курсе. Не надо его в комендатуру тащить, и то хорошо.

Царевич нагнулся, ощупал мертвеца, вынес вердикт:

– Нет у него при себе никаких документов.

– И что теперь делать? – растерянно пробубнил Ткачук.

– Мне очень жаль, Клим, но тебе с парнями придется остаться тут. Я поеду в Збровичи, записку возьму с собой. Пусть ГБ кумекает, как ее расшифровать. Труп убрать подальше. Самим спрятаться, не отсвечивать. За бумажкой должен прийти человек от Золотницкого. Он обязательно появится. Не сегодня, так утром, самое позднее. Придется потерпеть, Клим. Ничего, ночи теплые. Курево я вам оставлю. – Он полез в карман, выудил пачку. – Связник может не знать про логово Бабулы, но ему обязательно известно, где искать Золотницкого. Тоже сволочь редкая. Справитесь, Клим? Сидеть тихо, ждать. Никто не придет, к обеду выходите на дорогу и ловите попутку.

– Хорошо, Алексей. – Ткачук вздохнул. – Будем сидеть. Служба есть служба.

Кравец усмехнулся, глядя на кислые лица офицеров. Ничего, им полезно подумать о повышении бдительности. А расстрел – не самое продуктивное воспитательное решение.

Несколько минут он бежал по лесу, подмечая ориентиры, забитые ранее в память. Спустился в лощину, припустил по пади. Заслуженный ветеран «ГАЗ-64» стоял за кустом боярышника, где его и оставили.

Алексей вынул пистолет, осмотрелся. Все тихо. Солнце спряталось за деревья, тускнели дневные краски.

Этой ночью он снова не мог уснуть. Ворочался на отсыревшем белье, замирал, прислушивался. Иногда капитан поднимался, выходил из спальни, курил в форточку.

Пролетарии вставили новое стекло, а когда их ткнули носом в пулевые отверстия в стене, только развели руками и ушли. Мол, обычное дело, сквозняков же нет.

Теперь все окна были закрыты шторами. Пусть бандиты стреляют наугад. Патрулям с текущего дня вменялось в обязанность заходить и в этот уголок, осматривать лощину, лесополосу.

По возвращении в Збровичи капитан первым делом навестил отделение НКГБ.

– Лева, у тебя же семь пядей во лбу, – польстил он. – Разгадай ребус.

Березин долго морщил лоб, вглядывался в закорючки на обрывке папиросной бумаги, шевелил губами, в итоге сдался. Мол, восьмой пяди не хватает. Нужно отсылать в областное управление. А лучше в Москву – там самые умные в стране головы.

Кравец дал себе зарок подняться в пять. Надо хоть немного выспаться. Но он тупо шатался по номеру, падал на кровать, вставал, снова ходил.

В час ночи на него наконец-то стал накатывать сон. В этот момент он и услышал, как к зданию подошла машина. Подъездная дорожка находилась на другой стороне, слышимость была отвратительная. Но машина определенно была. Из нее высадились несколько человек.

По коридору разносился недовольный голос Ванды Ефимовны. Старая карга каркала, как ворона.

Капитан почувствовал, что это по его душу. Он скинул ноги с кровати, сунул их в сапоги, нащупал пистолет на прикроватной тумбочке, шагнул в проем между комнатами, прижался к косяку.

– Это здесь или дальше? – спросил кто-то.

Ванда Ефимовна что-то ответила.

Алексей поднял ствол, ждал.

В дверь забарабанили.

– Капитан Кравец, открывайте! Мы знаем, что вы здесь!

Он испытал какой-то мимолетный страх, свойственный, видимо, всем гражданам великой страны, независимо от положения и личных качеств. Алексей прекрасно помнил конец тридцатых годов, когда компетентные органы крушили Красную армию так, что Гитлер в Берлине загибался от зависти.

Донос? Не справился с обязанностями?

– В чем дело? – крикнул он.

– Командир, да ладно, это мы, свои! – прозвучало в ответ. – Открывай. Сам же вызвал.

Нервный смех сдавил его грудь. Вот он, черный юмор сотрудников управления контрразведки!

На негнущихся ногах Кравец подошел к двери, включил свет, открыл. Сколько фронтовых и тыловых троп прошли они вместе, не один пуд соли съели.

Трое в штатском, с вещмешками, на вид типичные бандиты, по одному вошли в комнату, топая сапогами. Он обнимался с ними, жал руки.

Старший лейтенант Максим Волков – крепкий, среднего роста, русоволосый. Старший сержант Федор Малашенко – приземистый, бритоголовый, со свежим шрамом под левым глазом. Подтянутый и чернобровый Арсен Газарян сильно осунулся, глаза вдавились в череп.

– Ладно, командир, хватит телячьих нежностей, – проворчал Максим. – Прости, что напугали, не смогли удержаться. Ты молодец, не стал стрелять.

Оперативники бросили на пол вещмешки, скинули пиджаки и безрукавки, уселись на стулья. Он всматривался в их лица. Все те же, узнаваемые, но какие-то огрубелые, напряженные. Не обманул полковник Самойлов, отыскал ребят на просторах Восточной Европы, направил куда следует.

– Парни, вы откуда? – Голос Алексея спотыкался от волнения. – Без предупреждения, как снег на голову.

– Не волнуйся, не притесним, – проворчал Волков. – За стенкой будем ночевать. Там какая-то мымра, на злую колдунью похожая. В общем, мы с ней договорились.

– Но за стенкой обитает некий товарищ из Ворошиловграда, – сказал Алексей.

– Был товарищ и сплыл, – заявил Газарян. – Переселяют его, что тут непонятного? Он уже свои шмотки в чемодан бросает, свалит сейчас. Ты уж потерпи нас немного.

– Хорошо, я потерплю. – Он жадно всматривался в серые от усталости лица. – Парни, что хотите – есть, выпить? В этой конуре ничего нет, но мы мигом устроим.

– Да расслабься, командир, – отмахнулся Малашенко. – Не надо ничего. Сейчас товарищ освободит помещение, спать пойдем. Карга сказала, что в тех апартаментах три койки. А утром поговорим, введешь нас в курс.

– Парни, что-то не так? – Он пытливо всматривался в напряженные лица. – Что произошло? Где Вагиз Файдулин? Не нашли его? С ним что-то случилось?

– Случилось, командир, – потупившись, выдавил Малашенко. – С нами был Вагиз, вместе сюда ехали. Полковник Самойлов во Львове распорядился выдать нам «козла». Вагиз баранку крутил. Убили его, командир, сегодня утром.

Слова застряли в горле Алексея. Он растерянно смотрел на товарищей.

– Вроде по гражданке были одеты, – сказал Газарян. – Специально, чтобы не привлекать внимания – Самойлов так распорядился. Даже до Костополя не доехали, из балки по нам огонь открыли. Плотно палили, сволочи, явно ждали. Колесо пробили. Вагиз успел машину в кювет отправить, удержал от переворота. Нас кустарник прикрыл. Мы выпрыгнули десантироваться, а Файдулин не успел. Отогнали мы этих тварей, забили их в лес. Они одного потеряли. Еще кого-то, кажется, мы ранили. Хорошо, что ППШ и гранаты с собой были. В общем, такая вот мерзость, командир. – Газарян удрученно развел руками. – Потеряли хорошего парня. Всю войну прошел, в разных передрягах побывал. Ни разу не подстрелили, а война закончилась, и подставился Вагиз. Сперва мы по лесу шныряли, потом колесо меняли. Повезли Вагиза в Костополь, в тамошнем морге с персоналом ругались, бумаги оформляли. Пообещали, что скоро заберем, на родину отправим. Ладно, хоть не под кустом лежит. Ему полку отдельную выделили.