Сеньора Флорес немедля присела рядом.

— Как нехорошо-то получилось, — расстроенно пробормотала она. — Я не хотела, сеньорита, упаси бог меня вас расстроить! Кабы знала, что Рейнардо-то наш напраслину на вас возведет да перед всем честным народом опозорит, засунула бы свою обиду куды подальше и не молола бы языком! Нам-то что: жили раньше и дальше бы как-нибудь справились. А как вам теперь его прощать? Вы же ранимая такая, что птичка певчая. Не сможете с разбитым сердцем жить.

Кристина закусила губу и отвернулась, стараясь не холить чужую жалость. Все верно сеньора Флорес сказала и о позоре, и об обиде. Королевская милость — ненадежная вещь, на которую не стоит полагаться, а Кристина, поверив в дружеское расположение Рейнардо, забыла об этом. За то и расплачивалась.

— Не страшно, сеньора, если это все-таки откроет его величеству глаза, — собрав всю волю в кулак, отозвалась Кристина. — И если поможет оградить вас от новых бед. К сожалению, в той атмосфере, что царит в королевском дворце, очень сложно отделить правду от лжи и друзей от врагов и не сделать ошибки.

Сеньора Флорес покачала головой, по-прежнему сочувствуя Кристине.

— Герцог Сантьяго тоже как будто живет во дворце, что не мешает ему отделять мух от котлет, — заметила она. — Как ловко он про сеньора-то Алькона все понял и отвел от вас монаршие подозрения! А я всем молчать про сокола нашего велела, чтобы, значит, вас не подставлять. А герцог и об этом позаботился, чтобы на вас королевский гнев не обрушился. А еще говорят, будто у него сердца нет! Ну да, спеси хоть отбавляй, но на то он и Солар. А вот душа у него куда светлее, чем у нашего Рейнардо! И никто меня больше не убедит в обратном!

Кристина слушала ее с удивлением, совершенно забыв о недавних своих огорчениях. Никак она не думала, что за каких-то пару минут знакомства сеньора Флорес сумеет сделать вывод, на который Кристине понадобилось без малого полгода. Герцог Веларде с особым тщанием охранял созданный им образ бездушного честолюбца, но некоторые его поступки слишком ярко выделялись на этом фоне, и Кристина, не способная забыть о них, нанизывала эти поступки на нить расположения, невольно выстраивая совсем иной образ. Сюда очень хорошо вписывался и принесенный им в театре лимонад, и предупреждение Кристины об опасности, и сегодняшнее заступничество перед королем — и совершенно не вписывалось отношение к герцогу Рейнардо, считающего кузена воплощением зла и, возможно, даже конкурентом в борьбе за эленсийский престол. А герцог, кажется, искренне заботился о брате, как заботился и о своих людях, и о совсем чужой для него сеньорите Даэрон. И именно это светлое начало и подметила в нем сеньора Флорес.

— Значит, не совсем еще все потеряно для королевского двора, если в нем обитают такие люди, — постаралась улыбнуться Кристина, а сеньора Флорес, как-то по-матерински взглянув на нее, глубоко вздохнула.

— Знаете, что я бы сейчас сделала на вашем месте, сеньорита? Оседлала бы свою лошадку и уехала, куда глаза глядят, оставив эту монаршую особу разбираться со своей солдатней самостоятельно. Право слово, не стоит он ваших слез и переживаний.

Это была столь привлекательная перспектива, что Кристина, представив ее, заулыбалась уже искренне.

— Однажды я обязательно поступлю так, как вы мне советуете, сеньора Флорес, — пообещала она. — Но не сегодня. Сегодня мы слишком много сделали, чтобы отступать на полдороге. Я дала слово оградить эти земли от бед и сдержу его, чего бы мне это ни стоило.

Сеньора Флорес покачала головой и открыла было рот, чтобы еще что-то сказать, но в этот момент из церкви вышел сеньор Веларде, и она не стала продолжать.

— Нам нужен проводник, — без всякого предисловия потребовал он. — Тот, кто показал бы его величеству деревню и кому он мог бы доверять.

— Бино? — предложила сеньора Флорес. — С ним ваш король не заскучает, а вы сможете не беспокоиться о безопасности величества.

Показалось Кристине или на губах герцога промелькнула быстрая улыбка? Как бы то ни было, он кивнул, а затем обратился к Кристине.

— Полагаю, вам пока лучше остаться здесь, сеньорита Даэрон, — предупредил он.

— Чтобы у его величества не было соблазна заподозрить вас в новых постановках.

— Я не столь люблю театр, как предполагает его величество, — не сдержавшись, огрызнулась Кристина и поднялась со скамьи. Смотреть на герцога ей не хотелось. Что бы ни говорила сеньора Флорес и с чем бы ни соглашалась Кристина, а он всегда был предан королю. А значит, в конечном итоге встанет на его сторону. Какой бы ни была горькая правда. — Но я с признательностью подчинюсь вашему решению: это даст мне возможность закончить свои дела перед возвращением во дворец.

Как бы Кристина хотела услышать в ответ, что во дворце ее больше не ждут и в ее услугах не нуждаются, но сбыться этому желанию не довелось. Герцог кивнул, принимая ее согласие, и повернулся к церковным дверям, откуда вышел Рейнардо, а следом гвардейцы вывели раненых солдат. Кристина опустила голову, не желая видеть ни короля, ни его верных слуг, и надеялась только, что Рейнардо избавит ее от еще одной порции оскорблений недоверием. Впрочем, пусть думает о ней что хочет: Кристина больше не скажет ему ни слова сверх приличествующих по этикету. Сразу было понятно, что политика не ее путь, и Кристина, запутавшись в чужих интригах, теперь хотела лишь выбраться из них и больше никогда и близко не подходить. Она откажется от поручений Виктории, даже если тем самым навлечет на себя ее гнев, и забудет о предлагаемой королем дружбе. Дотянет как-нибудь до своего совершеннолетия и навсегда покинет общество Соларов. А если станет совсем невыносимо, сбежит от них вопреки воле родителей. В конце концов, они предпочли свое счастье взамен счастья Кристининого, и она ничего не была им должна.

Рейнардо чуть задержался напротив Кристины, однако не сказал ни слова и не удостоил ее взглядом. Кристина глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, но удалось ей это только тогда, когда король вместе со своей свитой и Бино в арьергарде удалился по главной улице, а сама она преклонила колени перед статуей Божьей матери и закрыла глаза, собирая в душе самые главные и самые нужные слова. Слишком много у Кристины накопилось просьб и жалоб в сердце, но беспокоить Мадонну по пустякам казалось стыдным и неправильным. И только нужда в ее защите стояла особняком во всем этом ворохе бессвязных мыслей. Кристина изнемогала без этой защиты, чувствуя себя слишком одинокой, чтобы черпать силы из собственного сердца, и пришла просить Богоматерь о теплоте сердца ее. Та не могла не понять Кристину, и горячие искренние слова полились сами, освобождая от своей тяжести, очищая душу, принося такое желанное и долгожданное утешение. Кристина молилась, перестав делить свои желания на важные и второстепенные, вспомнив и родителей, и несчастных жителей своих владений, и сеньора Алькона, день за днем рискующего своей жизнью ради жизней других, и даже короля, который в своей одуряющей благодарности перепутал друзей и врагов. А потом, выдохнувшись, растерянно напомнила и о себе, прося помочь принимать верные решения и не причинять никому ненужной боли. Наверное, стоило упомянуть и о смирении как о главной христианской добродетели, но Кристина не могла лгать Богоматери, а смирение всегда казалось ей слабостью, а не силой. Нынче она допускала, что не права, но принимать мир таким, каков он был, не хотела.