Я понимала, что должна вернуться на вечеринку, но думала другое: уходи отсюда. Меня как будто сковало; я не могла даже повернуть ручку двери. А потом дверь открылась сама, и на фоне шума, света и веселья возникла Селия.

– Эвелин, что ты здесь делаешь?

– Как ты меня нашла?

– Наткнулась на Руби, и она сказала, что ты пьешь в прачечной. Я думала, это какой-то эвфемизм.

– Нет, не эвфемизм.

Шокированная признанием Селия уставилась на меня.

– Вижу.

– Ты спишь с другими женщинами? – спросила я.

Она закрыла за собой дверь.

– Ты о чем говоришь?

– Руби сказала, что ты лесбиянка.

Селия оглянулась.

– Кого интересует, что говорит Руби?

– Так спишь?

– Ты теперь перестанешь со мной дружить? В этом все дело?

– Нет. – Я покачала головой. – Конечно нет. Я… никогда…

– Тогда в чем дело?

– Я просто хочу знать.

– Зачем?

– Ты не думаешь, что у меня есть на это право?

– Ну, это как посмотреть.

– Так спишь?

Селия взялась за дверную ручку, но я инстинктивно наклонилась и схватила ее за запястье.

– Что ты делаешь?

Я держала ее за руку, и мне нравилось чувствовать под пальцами ее кожу. Мне нравился аромат ее парфюма, уже распространившийся по прачечной. Я наклонилась и поцеловала ее.

Я не знала, что делаю. В том смысле, что я не в полной мере контролировала свои движения и не вполне понимала, как это делается физически. Целуют ли женщин так же, как и мужчин, или как-то по-другому? И еще я не представляла эмоциональный масштаб моих действий, их реальное значение и возможный риск.

Одна знаменитая женщина целовала другую знаменитую женщину в доме директора крупнейшей голливудской студии, в окружении продюсеров, звезд и, возможно, доброй дюжины тех, кто крысятничал на журнал «Sub Rosa».

Но в тот момент мне нужны были только ее губы, такие мягкие. Ее кожа, такая гладкая, без малейшей шероховатости. Я хотела только одного: чтобы она поцеловала меня в ответ, чтобы убрала руку с дверной ручки и обняла меня.

От нее пахло чем-то цветочным, вроде сиреневой пудры. У нее были влажные губы и приятное, сладкое дыхание с привкусом сигарет и мятного ликера.

Когда она прижалась ко мне, когда наши груди соприкоснулись, и ее бедра потерлись о мои…

Все было так и совершенно не так. Все было знакомо и совершенно не знакомо. Там, где у Дона были холмы, у Селии были впадины, и наоборот.

Но ощущение бьющегося в груди сердца, желание получить больше и еще больше, ощущение, что ты растворяешься в запахе, вкусе, прикосновениях другого человека, – оно было тем же.

Селия отстранилась первой.

– Нам нельзя здесь оставаться. – Она вытерла губы тыльной стороной ладони.

– Подожди. – Я попыталась ее остановить.

Но она вышла из прачечной и закрыла за собой дверь.

Я зажмурилась, потому что не знала, как справиться с собой, как унять растревоженные мысли. Сделала глубокий вдох, открыла дверь, вышла и быстро поднялась по ступенькам.

Я прошла по коридору, открывая каждую дверь на втором этаже, пока не нашла ту, которую искала.

Дон одевался, засовывал рубашку в брюки, а женщина в золотистом, украшенном бисером платье надевала туфли.

Я повернулась и побежала. Дон бросился за мной.

– Поговорим дома, – сказал он, хватая меня за локоть.

Я вырвала руку и оглянулась, но Селии видно не было.

Через переднюю дверь вошел Гарри. Выглядел он трезвым и бодрым. Я подбежала к нему, а Дон остался на лестнице, где его загнал в угол подвыпивший продюсер, пожелавший поговорить о мелодраме.

– Где ты был весь вечер? – спросила я.

Гарри улыбнулся.

– Предпочитаю оставить это при себе.

– Можешь отвезти меня домой?

Гарри посмотрел на меня, потом на Дона на лестнице.

– С мужем поехать не хочешь?

Я покачала головой.

– Он это знает?

– Если не знает, то недоумок.

– Ладно, – покорно кивнул он, как всегда выполняя то, что я хотела.

Я села на переднее сиденье «Шевроле», и Гарри уже начал выезжать, когда из дома вышел Дон. Увидев меня, он подбежал к машине, но я подняла стекло.

– Эвелин!

К счастью, стекло смягчило резкие нотки и приглушило голос, так что доносился он как будто издалека. Мне нравилось, что могу контролировать его и решать, на какой громкости слушать.

– Извини. Это не то, что ты думаешь.

Я смотрела прямо перед собой.

– Поехали.

Я понимала, что загоняю Гарри в угол, ставлю его перед необходимостью выбора. Но, надо отдать должное, он и бровью не повел.

– Кэмерон, не смей увозить мою жену!

– Дон, давай обсудим это утром, – бросил в окно Гарри и повернул на дорогу в каньон.

К тому времени, когда мы доехали до бульвара Сансет, пульс наконец унялся, я повернулась к Гарри и заговорила. Услышав, что Дон был наверху с женщиной, он кивнул, как будто ничего другого и не ожидал.

– Ты, кажется, не удивлен? – спросила я, когда мы проезжали перекресток Доэни и Сансет, то место, с которого и начинает открываться красота Беверли-Хиллз: широкие, обсаженные деревьями улицы, идеально постриженные лужайки, чистые тротуары.

– Дона всегда тянуло к женщинам, с которыми он только что познакомился. Я не был уверен, знаешь ли ты об этом. И, вообще, трогает тебя это или нет.

– Я не знала. И да, трогает.

– Что ж, тогда извини. – Он взглянул на меня, на мгновение оторвав взгляд от дороги. – Надо было тебе рассказать.

– Есть много такого, о чем мы не рассказываем друг другу. – Я отвернулась к окну. По тротуару шел мужчина с собачкой.

Мне нужен был кто-то. Мне нужен был друг. Тот, кому я могла рассказать правду, кто мог бы принять меня и успокоить, сказать, что все будет хорошо.

– А если так и сделать?

– Рассказать друг другу правду?

– Рассказать друг другу все.

Гарри снова взглянул на меня.

– Мне не хотелось бы возлагать свое бремя на твои плечи.

– Тебе тоже пришлось бы нелегко. У меня достаточно своих скелетов.

– Ты – кубинка и властолюбивая, расчетливая стерва, – улыбнулся Гарри. – Не такие уж плохие секреты.