Молчание на другом конце оглушает. И после него, как точка, недоверчивое, глухое «Что?».

– Я пыталась ее убедить все эти последние дни. Поэтому и не могла вернуться к тебе. Объясняла, что она должна отдать материал «Виван».

– Если это ее не интересует, зачем обращалась к нам?

– Ей нужна была я, – говорю я и ограничиваюсь этим. Не добавляю «ей нужна была я, и вот почему» или «ей нужна была я, и мне так жаль».

– Она использовала нас, чтобы получить тебя? – Фрэнки говорит это так, словно она услышала нечто в высшей степени оскорбительное.

– Да. Думаю, что так. Ее интересует другой проект – полная биография. И чтобы ее написала я. Я согласилась, надеясь, что она еще передумает.

– Биография? То есть ты берешь нашу историю и превращаешь ее в книгу?

– Именно этого она и хочет. Я пытаюсь разубедить ее.

– И как? – спрашивает Фрэнки. – Разубедила?

– Нет. Пока нет. Но надежды не теряю.

– О’кей. Тогда так и делай.

Вот он, мой момент.

– Думаю, я смогу дать тебе первоклассную историю Эвелин Хьюго. Но только с условием, что получу повышение.

– Какое повышение? – Фрэнки даже не пытается скрыть скептицизм.

– Должность свободного редактора. Прихожу и ухожу по своему желанию. Сама выбираю темы.

– Нет.

– Тогда у меня нет стимула убеждать Эвелин поделиться частью своей истории с журналом.

Я практически слышу, как скрипят весы, на которых Фрэнки взвешивает варианты. Она молчит, но напряжения не ощущается. Похоже, она и не ждет, что я заговорю, не дождавшись ее решения.

– Если ты добудешь нам материал для статьи под обложку, – говорит наконец Фрэнки, – и она согласится на фотосессию, я сделаю тебя колумнисткой.

Я обдумываю, и Фрэнки не выдерживает первой.

– У нас всего один свободный редактор. Согнать Гейл с заслуженного места будет несправедливо. Надеюсь, ты сама это понимаешь. Колумнист – это максимум, что я могу дать. Утомлять излишним контролем не стану. И если докажешь, что тебе это по силам, поднимешься выше, как у нас принято. Это справедливо, Моник.

Думаю еще немного. Колумнист – вполне приемлемая должность. И звучит отлично.

– О’кей. – В самом начале Эвелин сказала, что я должна требовать оплаты по высшему разряду, и теперь я делаю осторожный шаг в этом направлении. И она права. – И еще я хочу соответствующего должности увеличения оплаты.

Я никогда не говорила о деньгах так откровенно, и меня саму коробит от этого. Но напряжение тут же проходит после быстрого ответа Фрэнки.

– Да, разумеется. Но подтверждение нужно уже завтра. И я хочу, чтобы фотосессия состоялась не позже, чем на следующей неделе.

– О’кей. Ты ее получишь.

Прежде чем дать отбой, Фрэнки говорит.

– Ты произвела на меня сильное впечатление. Но и разозлила. Пожалуйста, сделай все так, чтобы мне пришлось тебя простить.

– Не беспокойся, – говорю я. – Сделаю.

23

Входя на следующее утро в кабинет Эвелин, я так нервничаю, что начинаю потеть, и в ложбинке на спине образуется мелкая лужица.

Грейс ставит на стол большое блюдо с мясным ассорти, и, пока они обсуждают возможность поездки летом в Лиссабон, я смотрю на корнишоны.

Грейс наконец уходит, и я сразу же поворачиваюсь к Эвелин.

– Надо поговорить.

Она смеется.

– Откровенно говоря, у меня такое чувство, будто мы только этим и занимаемся.

– Я о «Виван».

– Хорошо. Говори.

– Мне нужно знать, когда приблизительно может выйти книга. – Жду ответа Эвелин. Жду хоть чего-то, напоминающего ответ.

– Я слушаю, – говорит она.

– Если вы не назовете реалистичное время ожидания продаж, я рискую потерять работу из-за перспектив, которые отодвинутся, возможно, на годы. Или даже десятилетия.

– У тебя определенно большие надежды на скорое истечение моего жизненного срока.

Она явно не принимает мою озабоченность всерьез, и ее ответ в очередной раз повергает меня в уныние.

– Мне нужно либо знать, когда она выходит, либо пообещать «Виван» отрывок для июньского номера.

Эвелин задумывается. Сидит, скрестив ноги, на софе напротив в эластичных черных брюках-джерси, серой майке и широком белом кардигане.

– О’кей, – кивает она. – Можешь дать им отрывок – любой, какой только сама пожелаешь – для июньского выпуска. Но только с условием, что ты перестанешь донимать меня этими разговорами о сроках.

Стараюсь сохранить бесстрастное лицо. Полпути пройдено. Но останавливаться нельзя. Нужно спрашивать и стоять на своем, не принимая «нет» за ответ. Я должна знать себе цену.

В конце концов, это Эвелин кое-что от меня нужно. Ей нужна я. Не знаю, почему и для чего, но знаю, что иначе не сидела бы здесь. Какую-то ценность я для нее представляю. Это ясно. И мне нужно это использовать. Как сделала бы и она на моем месте.

Итак, вперед.

– И вам нужно попозировать для фото на обложку.

– Нет.

– Это обсуждению не подлежит.

– Все подлежит обсуждению. Разве тебе мало? Я уже согласилась дать отрывок.

– Мы обе прекрасно понимаем, сколь ценен ваш новый имидж.

– Я сказала – нет.

Ладно. Придется поступить так, как поступила бы сама Эвелин. Сыграть ее роль.

– Либо вы соглашаетесь на фото для обложки, либо я ухожу.

Эвелин выпрямляется.

– Не поняла?

– Вы хотите, чтобы я написала вашу биографию, изложила историю вашей жизни. Я хочу того же. Но у меня есть свои условия. Я не собираюсь терять из-за вас работу. А ее я сохраню в том случае, если представлю материал с фотографией на обложку. Так что либо вы убеждаете меня лишиться ради вас работы – а для этого вам нужно назвать время публикации, – либо соглашаетесь сфотографироваться. Вот такие у вас варианты.

Эвелин пристально смотрит на меня, и мне почему-то начинает казаться, что она и оценивает меня по-новому. Не скрою, это приятно. Губы расползаются в улыбку, и я ничего не могу с этим поделать.

– Тебе ведь это все в удовольствие, не так ли? – говорит она.

– Я всего лишь стараюсь защитить свои интересы.

– Да, но получается у тебя хорошо, и, по-моему, тебе это в радость.

Я уже откровенно улыбаюсь.

– Учусь у лучших.

– Да. – Эвелин чешет нос. – Значит, для обложки?

– Да, для обложки.