У нее была бледная, кремового оттенка кожа. Ее груди с розовыми сосками оказались полнее, чем мне представлялось. Плоский живот округлялся под самым пупком.

Мой взгляд скользнул ниже, и она чуть-чуть развела ноги.

Я поцеловала ее инстинктивно, положила руки ей на груди, касаясь так, как давно хотела.

Она застонала, и у меня застучало в ушах.

Она поцеловала меня в шею, потом стянула с меня рубашку и уставилась на мои груди.

– Роскошные. Они даже роскошнее, чем я представляла.

Я вспыхнула и закрыла ладонями лицо, смущенная и растерянная.

Она развела мои руки.

– Сама не знаю, что делаю, – прошептала я.

– Не беспокойся. Я знаю.

В ту ночь мы спали голые, обнявшись. Касаясь друг друга, мы больше не притворялись, что это случайно. И проснувшись утром, я смело и глубоко вдохнула запах ее волос.

В тех четырех стенах мы не стеснялись ничего.

22

– Как вам удавалось сохранять такую уверенность? Такую твердость? – спрашиваю я.

– Когда от меня ушел Дон? Или когда моя карьера полетела в трубу?

– В обоих случаях. Да, у вас была Селия, так что это немного меняет дело, но все-таки.

Эвелин слегка наклоняет голову.

– Меняет дело?

– Мм? – рассеянно промычала я, запутавшись в своих мыслях.

– Ты сказала, что у меня была Селия, так что это немного меняет дело, – поясняет Эвелин. – Меняет в отношении чего?

– Извините. Задумалась. – Наверно, я немного отвлеклась и пропустила момент, когда мои собственные проблемы просочились в разговор, которому полагалось быть односторонним.

Эвелин качает головой.

– Не надо извиняться. Просто скажи, меняет в отношении чего.

Смотрю на нее и понимаю, что открыла дверь, которую невозможно закрыть.

– Относительно моего собственного надвигающегося развода.

Эвелин улыбается, почти как Чеширский кот.

– А вот это уже интересно.

Меня задевает ее высокомерное отношение к моей слабости, моей уязвимости. Сама виновата, что затронула эту тему. Это я знаю. Но все же могла бы проявить чуть больше доброты. Я раскрылась. Обнажила рану.

– Вы подписали бумаги? – спрашивает Эвелин. – Может быть, с маленьким сердечком над i в имени? Я бы так и сделала.

– Наверное, я отношусь к разводу не так легко, как вы. – Получается довольно категорично. Может, смягчить? Нет, не стоит.

– Нет, конечно нет, – милостиво соглашается Эвелин. – Если бы ты это сделала, в твоем-то возрасте, то стала бы циником.

– А в вашем возрасте?

– С моим опытом? Реалистом.

– Это, само по себе, ужасно цинично, вы согласны? Развод – это потеря.

Эвелин качает головой.

– Разбитое сердце – вот потеря. Развод – клочок бумаги.

Опускаю глаза и вижу, что вот-вот прорву листок, чертя на нем куб.

– Если у тебя сейчас разбито сердце, то я глубоко сочувствую. Такого рода вещь может расколоть человека надвое. Но Дон, когда ушел, не оставил меня с разбитым сердцем. Я просто почувствовала, что мой брак не состоялся. Это очень разные вещи.

Я перестаю чертить куб, поднимаю голову, смотрю на нее и думаю, почему, чтобы понять это, мне потребовалась Эвелин.

Почему мысль о такого рода различии никогда не приходила в голову мне.

* * *

Вечером по дороге к метро проверяю телефон и вижу, что Фрэнки звонила еще раз.

Доезжаю до Бруклина и, уже идя по улице к дому, решаю ответить. Время около девяти, и я отправляю ей сообщение: «Только что вышла от Эвелин. Извини, что так поздно. Хочешь поговорить завтра?»

Ответ приходит, когда я уже открываю переднюю дверь: «Сегодня в самый раз. Позвони, как только сможешь».

Я закатываю глаза. Фрэнки не проведешь.

Прохожусь по квартире. Что же мне ей сказать? Насколько я вижу, вариантов два. Можно солгать, сказать, что все идет, как надо, что мы будем готовы к июньскому номеру и что я вывожу Эвелин на разговор о более конкретных вещах. А можно сказать правду и, не исключено, потерять работу.

У меня будет книга, публикация которой в будущем, по всей вероятности, принесет миллионы долларов. А за этим, весьма вероятно, могут последовать предложения от других знаменитостей. После чего я смогу, наконец, переключиться на свои темы, писать, о чем хочу, зная, что у меня это купит любой издатель.

Чего я не знаю, так это того, когда будет продана эта книга. Если моя истинная цель – утвердить себя, то на первый план выходят правдивость и надежность. Увольнение из «Виван» из-за того, что я украла у них главную тему, скажется на моей репутации не лучшим образом.

Прежде чем успеваю сделать выбор, в руке звонит телефон.

Фрэнки Троп.

– Да?

– Моник. – Тон одновременно внимательный и раздраженный. – Что там с Эвелин? Расскажи мне все.

Я еще не придумала, как нам троим – Фрэнки, Эвелин и мне – выйти из этой ситуации, получив то, что хочет каждая. И тут до меня вдруг доходит, что контролировать я могу только то, что получу.

А почему бы и нет?

На самом деле.

Почему в моих планах на первом месте не должна стоять я?

– Привет, Фрэнки, извини, была занята.

– Все в порядке, – успокаивает меня Фрэнки. – Лишь бы ты добыла хороший материал.

– Материал есть, но, к сожалению, Эвелин больше не хочет делиться им с «Виван».