Они увидели, как мистер Стивенс с тревогой взглянул на них, но потом его губы сжались, он снова отвернулся и быстро и с жаром заговорил с человеком за окошком. Они видели, как клерк слушал, подозрительно и слегка нетерпеливо глядя поверх очков, и с сомнением листал страницы лежащей перед ним книги, а мистер Стивенс чуть не свернул себе шею, чтобы посмотреть, что в ней написано.

Затаив дыхание, они наблюдали за тем, как клерк поднял глаза и сказал что-то, что заставило мистера Стивенса энергично закивать, полезть в нагрудный карман, вытащить бумажник и дрожащими пальцами извлечь купюру – и тут дети так обрадовались, что их ноги, казалось, вот-вот оторвутся от земли. Что-то случилось – и притом что-то хорошее, потому что мистер Стивенс обернулся и одарил их лучезарной улыбкой.

Когда он отошел от киоска, они окружили его.

– Что произошло?

– Не было свободных?

– Получилось? Мистер Стивенс сначала хотел ответить: “Угадайте!”, но это было бы глупо с его стороны.

– Все устроилось, – сказал он. – Сейчас все купальни заняты, ничего не осталось, – в этом году они пользуются бешеным успехом, – но одна освобождается во вторник вечером, и мы сможем получить ключ в семь часов.

– Чудесно!

– А какая?

– “Кадди”, третья с конца.

– Пойдем посмотрим! Они прошли по набережной и осмотрели купальни сзади; названия почти везде были написаны над входом, так что определить, какая будет принадлежать им, они могли только по ее расположению. Потом спустились на пляж и медленно обошли их спереди.

– Вот она – “Кадди”! – сказала Мэри, понизив голос.

– Да, это она. Им досталась лучшая из всех, решили они. Она выглядела поновее, и терраса была чуть выше, чем в соседней.

– Займем ее во вторник и сэкономим пять шиллингов, – сказал мистер Стивенс. – Съездим лишний раз на автобусе в Арундел.

Лучше и быть не могло: они сэкономят пять шиллингов, а купальня принесет им еще больше радости, потому что придется подождать. Теперь она все равно что принадлежит им; завтра они будут проходить мимо, смотреть на нее и представлять, как отдыхают в ее тени – сидят на террасе, развешивают купальные костюмы на перилах, – а потом, во вторник вечером, они откроют дверь, сядут у самого входа и будут смотреть на залитое лунным светом море, а слабый ветерок будет доносить до них тихую мелодию оркестра.

Они долго гуляли по пляжу, оставили позади Олдвик и дошли почти до Пагама. Они надели на палку жестянку, и когда миссис Стивенс запустила в нее большим камнем и сбила ее с первой попытки, все радостно закричали. Эрни плюхнулся на спину и стукнул в воздухе каблуком о каблук, а мистер Стивенс похлопал жену по спине, и она поняла, что ее удачный бросок был предзнаменованием прекрасного отпуска.

Ближе к закату они молча двинулись обратно, и их длинные тени простирались перед ними на песке.

Эрни заснул во время ужина, хотя и отрицал это – вяло, но с негодованием.

На ужин были говядина, холодный рисовый пудинг, хлеб с маслом и сыр – не более чем перекус, потому что они плотно поели за чаем. Принесли ящик эля для мистера Стивенса, а за время их прогулки в углу у камина появилась превосходная, проверенная временем вещь.

Это была большая керамическая бутыль с разливным имбирным лимонадом, вкусным в жаркие дни, согревающим в холодные вечера, а еще дарящим необыкновенное чувство удовлетворения: когда вы открываете краник и наливаете себе стакан, ничего не надо платить – и пенни в прорезь опускать не надо.

В этом году они решили отказаться от лимонного сока, предположив, что именно из-за него в прошлом сентябре у них болели животы. Вместо этого они заказали две бутыли имбирного лимонада, которого должно хватить как раз на две недели, если регулировать количество выпитого, время от времени откручивая крышку и замеряя уровень палочкой. Когда Эрни был маленьким непослушным мальчиком и в комнате никого не было, он умудрялся так поворачивать голову, чтобы, открыв краник, можно было ловить струйку губами. Но теперь он больше этого не делал: опыт научил его, что лимонад, попадавший ему в рот, не стоил ни того, что проливалось мимо, ни неприятных ощущений в горле, потому что напор был слишком сильным и он не успевал глотать.

В середине ужина пришлось включить свет. В последние дни отпуска им придется включать его еще до того, как сесть за стол, но отдых в сентябре тем и хорош, что в этот последний час перед сном можно любоваться огнями набережной и сиянием пирса в темноте.

В разгар лета к концу длинного дня на открытом воздухе солнце может стать едва ли не в тягость. Вам почти ненавистно это бледное сияние, которое упрямо цепляется за небо на западе, даже когда вы ложитесь спать; вы задергиваете шторы, но в комнате все равно еще светло.

Но в сентябре наступающие ночи добавляют в панораму дня новую сцену: музыка оркестра льется словно из короны сверкающих драгоценных камней, а приглушенные голоса, мягкий шелест резиновых подошв по набережной, гирлянды лампочек и блеск отражающихся в море звезд привносят нечто романтическое в дневной гул.

У каждого из Стивенсов были собственные представления о том, как лучше провести последний час перед сном, когда дневная жара уходит вглубь материка и с моря дует прохладный бриз, который овевает их пылающие лица.

Дик и Мэри обычно отправлялись на прогулку вместе. Они никогда не продумывали маршрут заранее, а нарочно шагали куда глаза глядят, руководствуясь сиюминутными желаниями и мыслями, которые приходили им в голову по дороге. Иногда они просто бродили туда-сюда по набережной, иногда сидели и слушали оркестр или пили кофе в ярко освещенном кафе. Если начинался отлив, они спускались на пляж и прогуливались среди бесформенных каменных глыб и водорослей, которые зловеще блестели в свете огней пирса. Там, внизу, было темно и таинственно. Иногда они проходили через весь город, оставляя море позади, и долго гуляли по узким проселочным дорогам.

Когда ужин закончился, Мэри взяла плащ, а Дик поднялся к себе, чтобы надеть свитер под спортивный пиджак.

– Сегодня вечером мы ненадолго, – сказала Мэри. – Спокойной ночи, мам, – я думаю, ты уже ляжешь спать.

– Наверняка, – уверенным тоном отозвалась миссис Стивенс.

В первый вечер никто больше ничего не хотел делать; все были на ногах с семи утра, день выдался напряженным, и разговоры к концу ужина потонули в зевках. Эрни уже откровенно дремал, и миссис Стивенс сама была почти в таком же состоянии. – Я иду наверх, – сказала она. – Давай, Эрни. Пора в кровать.

– Я поднимусь через полчаса, – сказал мистер Стивенс, доставая трубку.

Эрни уснул сразу же, как только его голова коснулась подушки в маленькой комнате на третьем этаже. Миссис Стивенс машинально подоткнула ему одеяло, укрутила газ до минимума и спустилась в свою большую спальню. Даже на то, чтобы раздеться, требовалось усилие, и она с довольным вздохом забралась в широкую бугристую постель.