Он улыбнулся той редкой улыбкой, которая действительно улыбкой была, то есть меняла его лицо.

– Кстати, может получиться так, – сказал он, – что я некоторое время буду работать в Москве. Ты рада?

Вера почувствовала, как задрожало сердце. Счастье было таким сильным, что показалось ей паникой.

– Сказала бы – да. Но боюсь.

– Чего?

В его голосе и взгляде появилось недоумение.

– Боюсь, ты подумаешь, что в этом есть для меня необходимость.

– А ее нет!.. – произнес он то ли вопросительно, то ли укоризненно.

– Бытовой – нет.

– Эта Маша тебе помогает?

– С чего ты взял? – удивилась Вера.

– Ты сказала, что вы вместе варили варенье.

– А, это!.. Просто совпало. С таким же успехом могла зайти Нэла Гербольд, и варенье варили бы с ней. Она опять сошлась с Антоном, знаешь? И счастлива.

Вера понимала, что уводит сына от неприятного ей разговора об одиночестве так неуклюже, что он может это и заметить. Ну какое ему дело до Нэлы? В казаки-разбойники когда-то вместе играли, не более. Он ее и не помнит, наверное.

– Да, Нэлка мне писала, – кивнул Кирилл. – Турбулентное счастье у нее, я бы сказал. Хорошо, ее муж все-таки спохватился, что ему досталось сокровище, которое глупо было бы потерять.

«Ну да, Фейсбук, Инстаграм, – подумала Вера. – Все давно всех нашли и знают, у кого какой сегодня обед на другом конце света».

– Машина фамилия Морозова, кстати, – сказала она.

– И поэтому ты сдала ей мансарду?

Какая глупость! Сама вернула его к теме, от которой сама же хотела уйти.

– Это вышло случайно. – Вера надеялась, что спокойствие ее тона замаскирует ложь. – Она быстроумная и добросердечная. И из Норильска.

– Это что-нибудь для тебя значит?

Когда Кирилл хотел в чем-либо разобраться, обойти его намерение было сложно. Он умел задействовать сразу все направления, которые вели к цели. Системное мышление.

– Для меня – уже ничего. – Вера пожала плечами. – Бабушка Оля еще вздрагивала при этом слове. Но ее можно было понять.

– Не заговаривай мне зубы, – поморщился он. – При чем бабушка Оля, при чем Норильск? Тебе одиноко, но ты не решаешься мне об этом сказать.

– Зачем бы я стала темнить? Прямодушным Бог дарует благо.

– Как-как? – заинтересовался он. – Откуда ты знаешь?

– От псалмопевца, – улыбнулась Вера. – Не волнуйся обо мне, Кирка. Я самодостаточна, твоя жена правильно заметила. Она по-прежнему в Нью-Йорке?

– Конечно.

– И как ее дела?

– Прекрасно. Только что была выставка. О ней много писали.

– Да, Марина мне присылала ссылки.

– Тогда почему ты спрашиваешь меня?

«Чтобы мы не разговаривали обо мне», – подумала Вера.

А вслух сказала:

– Просто интересно твое мнение. И, кстати, интересно, когда вы будете жить вместе.

– Мы и так вместе, – пожал плечами Кирилл.

– Да, но… – начала было Вера.

– Это Америка, ма, – прервал он. – Когда муж с женой живут на разных побережьях, это нормально.

Кирилл всегда резко реагировал на попытку вторжения в его личное пространство, даже когда никто и слов таких еще не знал, ни он сам, ни Вера. Странно было бы, если бы это изменилось к сорока его годам.

«Он здесь, – подумала она. – Он здесь, со мной, сколько бы это ни продлилось. Он похож на всех, кого я любила. Он смотрит, как они, говорит, как они, с теми же интонациями».

– Это нормально, – повторил Кирилл. – Так бывает.

– Так бывает, Верочка. Чаще всего так и бывает.

Бабушка никогда не говорила с ней как с ребенком, поэтому ее слова прозвучали обидно. То есть прозвучали бы так, если бы Вера могла сейчас испытывать такое мелкое чувство, как обида. Если бы она вообще могла что-нибудь чувствовать.

Вчера, когда она сказала, что Свен предложил ей выйти за него замуж, мама вскрикнула. В ее вскрике прозвучал ужас.

– Ты уверена? – В бабушкином голосе, напротив, не послышалось ни отзвука волнения. – Ты правильно его поняла?

– Правильно, правильно. – Вера знала, что улыбка на ее лице выглядит блаженной, но это было ей все равно. – Оказалось, что я хорошо знаю английский.

– И что ты ему ответила?

– Я его люблю.

– А все же?

– Ответила, что согласна. Свен придет завтра к пяти и сам вам об этом скажет. И… В общем, я и так уже его жена.

– Нетрудно догадаться. – Бабушка пожала плечами и, обернувшись к маме, сказала: – Люся, ты так рыдаешь, будто твоя дочь собирается замуж за каторжника. Если все действительно так, как она говорит, за нее стоит порадоваться.

Веру немного покоробила рациональность, с которой бабушка относится к тому, что саму ее приводит в трепет и лишает ясных слов. Но бабушка ко всему относилась именно так, и трудно было бы ожидать, что известие о замужестве внучки окажется исключением.

– Господи, чему радоваться?! – воскликнула мама. – Ей восемнадцать лет! И… что дальше?..

– Кстати, – сказала бабушка, – это резонный вопрос, Вера. Где он намеревается жить?

– В Швеции. – Вера удивленно пожала плечами. – Где еще?

– Кто его знает, – усмехнулась бабушка. – Может, он коммунист и мечтает поселиться на родине Ленина.

– Я не спрашивала, но кажется, нет, – покачала головой Вера. – Его отец пастор, вряд ли Свен может быть коммунистом.

– Может быть все, – заметила бабушка. – Но это мы выясним уже у него. А ты?

– Что – я? – не поняла Вера.

– Ты собираешься уехать с ним?

– Ба, ты сегодня какая-то!.. – воскликнула она. – Странные вопросы задаешь. Если я выхожу за него замуж, то как же могу не уехать с ним?

– Выхожу… – Мамин голос срывался то на крик, то на шепот. – Кто тебе позволит выйти?! Господи, ты совсем ничего… Ты просто ребенок…

– Мама! – Вера оторопела от возмущения. – Что ты говоришь?! Мы с ним любим друг друга! Кто может нам… Как ты можешь нам запретить?!

Мама посмотрела на Веру так, словно считала ее даже не просто ребенком, а младенцем, и замолчала. В ее глазах плескался страх.

– Люся, прекрати! – прикрикнула бабушка. – Не буди лихо, пока оно тихо.

Веру рассердил этот обмен бессмысленными фразами, она ушла в свою комнату и села за фортепиано. Но занималась машинально, и вряд ли из-под ее пальцев выходило что-нибудь толковое. Музыка не будоражила, не волновала, как это бывало всегда, но лишь вводила ее сознание в какое-то измененное состояние, в котором легче было дожидаться завтрашнего дня.