– А звери у вас какие водятся? Я, кажется, сегодня белку видела, это она?

– Да, есть белки, – кивнул фирь, – да вообще много зверей всяких, я ж даже и не перечислю… Бобры, бурундуки, крысы всякие, олени и лоси, муры, лошади, козы с курами, индюки и посвисты; волки есть, рыси – но это дальше, здесь не водятся. Барсуки есть, вот это жуть! Не дай боги на них нарваться! И кабаны тоже. Но что те, что другие от тракта подальше держатся, так что тут мы в безопасности.

– Муры? – удивилась я. – А это кто?

– Олени такие, – пояснил Элни, – больше на лошадей похожи и полосатые.

– Зебры что ли?

Фирь непонимающе воззрился на меня. Значит – не зебры.

– Ну, такие, с короткой гривой в чёрно-белую полоску? – попыталась описать ему я.

– Нет, – всё так же недоумённо глядя на меня, ответил Элни, – грива у них дай боги! И они игреневые, иногда рыжеватые, а рога маленькие.

Я кивнула, поджав нижнюю губу. Что значит «игреневый» решила уже не спрашивать, сделала вид, что поняла, а то стыдно даже…

– А у вас что, – всё же поинтересовался Элни, – тоже такие звери водятся?

– Ну да, почти все, кого ты перечислил… правда там ещё вагон и маленькая тележка всяких других. Да и мир у нас большой, на разных континентах разные. Иногда такие чудные…

Но Элни перебил меня:

– А о фирях-то вы слышали? Может, есть где-то, а ты просто не знаешь, а?

– Нет, Элни, я же сказала, у нас есть только люди, – я покачала головой, глядя на его ксилую мордашку. – Но я читала о хоббитах. А они очень похожи на вас! Я даже спутала сначала, когда у вас оказалась. У нас много книг написано, где они есть.

Любопытный огонёк, загоревшийся в глазах юного Брина, меня насторожил, но я уже начала рассказывать:

– Вот в одной, кстати, они назывались не хоббитами, а «низушками». Это моя любимая! В ней, кстати, низушки не были такими тихими и домашними. Они там деятельные торговцы, юркие и хитрые. А в другой книге, которую у нас считают классикой, хоббиты были как раз такие, как вы. Почти. Они там домоседы до мозга костей, и все такие степенные и серьёзные…

Фирь прыснул в кулак. Ну да, фири поживей будут. Пусть тоже домоседы, но и озорники при этом. Как если бы все хоббиты были как Бильбо, а не только он один.

Разговор затянулся далеко за полночь. Поддавшись, я рассказывала и рассказывала фирю. О Властелине колец, о Хоббите туда и обратно, о мирах Анджея Сапковского и многих-многих других. Попыталась объяснить ему, что такое кино. Фирь очень заинтересовался этим, хоть до конца и не верил, что это не волшебство.

Когда я окончила рассказ, уже светало. Элни смотрел на меня заворожено, его трубка лежала у ног, давно забытая с отсыревшим табаком, который он так и не докурил. Я тряхнула головой, он тоже, будто очнулся, и выразил искреннее удивление такой наглости природы, как преждевременно наступивший рассвет. Но уже буквально через минуту, повалился на свою подстилку и захрапел.

Эк у него скоренько получилось! Я подбросила дров в тлеющий костерок и тоже улеглась. Спать-то надо. Мохнатик фыркнул, переступил по камням и тоже затих.

Просыпалась тяжело, бок отлежала так, что рука безвольно болталась, будто не моя. Мне пришлось её минут пять растирать, чтобы к ней вернулась жизнь. Фиря рядом не было, но над костром висел котелок с водой для чая – так я для удобства называла тот сбор похожих, но непонятных трав, который фирь заваривал по утрам – а это значило, что он сам недавно проснулся. Он вернулся минут через десять, и я пошла умываться. Солнце встало уже давно и даже миновало зенит. Время было обеденное.

Прошла вперёд по течению и вгляделась вдаль. Действительно море. Хотя берег я видела. Не так уж и далеко до него, как я думала. Впрочем, посмотрим ещё, сколько там в обход идти. Но на первый взгляд казалось, что не больше часа. По солнышку, да по утоптанной тропинке – раз плюнуть! Правда, теперь я старалась быть осторожнее в суждениях, помнила, до чего довела меня самоуверенность. До фирей. Может, и неплохо?

Усмехнулась своим мыслям и принялась за водные процедуры. Без зубной пасты было тяжко, но фири выделили мне личный мешочек с порошком, и вроде он справлялся. Лишь бы эмаль не убить их средневековыми методами… С наслаждением выкупалась и прополоскала волосы. Да, шампуня тоже не хватает. Мыло кое-как спасало положение, но заменить им привычные вещи было, увы, нельзя. Ну хоть так! Всё равно лучше, чем дома!

Мокрая и довольная, пошлёпала босыми ступнями назад в лагерь по воде.

Фирь мою страсть к купаниям не разделял, сумрачно глянул на мою посвежевшую физиономию и скривил свою. Да уж, непривыкшее создание. Вряд ли ему часто приходилось проводить полночи на ногах. Тем более на шпильках и с несходящей улыбкой, которая ближе к утру превращалась в мимолётную отсылку к творению Виктора Гюго.

Мы позавтракали и нехотя отправились в путь. Теперь уже речи не шло, чтобы за один день добраться до горы с неведомым «Приютом», как мы намечали заранее. Фирь плёлся медленно, я была ещё хуже, еле переставляя ноги. Бодрость от умывания после завтрака превратилась в ленивую сонливость. Один Мохнатик прекрасно выспался и был бодр и весел.

Выйдя из-под сени деревьев, мы дружно оглядели широкий луг по правую сторону от озера. Вот по такому на коне с развевающимися волосами надо гарцевать! Слева раскинулась водная гладь с мелкой рябью от ветерка на серой воде и обрывистыми берегами. Впереди, еле видный, маячил мост. Горбатый, как принято. Но каменный или деревянный, отсюда было не понять. Рядом с ним по левую сторону стояло что-то неизвестное: то ли здание, то ли камни огромные, может, свалка мусора? А прямо впереди, уже совсем близко я увидела ту самую гору, к которой мы шли.

Она была самая высокая из горной гряды, что следовала за ней, как выводок утят за мамой-уткой. На её вершине белел снег, который, по всей видимости, держался там весь год многовековой наледью. С левой стороны её обступали острые скалы, уходя дальше в холмы, а справа горный хребет продолжался, будто это был вздыбленный гребень какого-нибудь карася. Между этой горой и скалами теперь был виден глубокий разлом, видимо, именно там и проходил тракт. Мост маячил как раз напротив импровизированной буквы V.

Прикинув расстояние, я вздохнула, а потом глянула на опухшую мордашку фиря:

– Элни, а чего ты на Мохнатике-то не едешь?

Фирь задумался, но, поколебавшись, выдал:

– Так тебе ж коня не раздобыли, чего я один-то ехать буду?

Смерила его скептическим взглядом:

– Подсадить?

– Подсади, – сдался он, понимая, что усталость перевешивает благородство.

Я неловко его оглядела, а потом рискнула, и просто подняла, как ребёнка, подмышки и усадила в седло. Он аж подпрыгнул, разводя ноги в стороны: